Генриетта открыла глаза и уселась, отталкивая склонившуюся над ней девушку. Боль все так же пульсировала в горле, заставляя давиться и выжимая слезы. Она сделала глубокий вдох, затем еще какое-то время спазматически глотая воздух и массируя горло рукой. Больно было от самого прикосновения. Наверняка на ее шее теперь имелась приличных размеров полоса от турецкого ремня.
Находилась она в мрачном, сыром подвале, который выглядел так, словно его перенесли в сегодняшний день из каких-то забытых времен. Камера представляла собой овальную пещеру, отделенную от мрачного коридора железной решеткой. Помимо прусской воительницы в пещере находились еще две молодые женщины: отпихнутая только что блондинка в скромном голубеньком платьице и девушка, на глаз лет пятнадцати, сидящая на корточки, завернувшись в одеяло. Она глядела на сопящую Генриетту громадными карими глазами серны с длинными ресницами.
— По-нашему понимаешь? — спросила блондинка. — А то во сне ты по-немецки причала.
— Понимаю, — фроляйн фон Кирххайм кивнула и, пошатнувшись, встала.
Свод пещеры был низкий, пришлось наклониться, чтобы не удариться головой. В камере находились три набитых соломой матраса и закрытый крышкой ночной горшок. Свет сочился от едва-едва светящих ламп, развешенных вдоль коридора. В мрачном пространстве разносилось капание воды, покашливание и шепотки других женщин, размещенных в соседних камерах. Какая-то из них хныкала, время от времени заносясь в плаче. Блондинка подошла к решетке и энергично потрясла дверь с громадным висячим замком.
— Нечего ныть! Держитесь, девушки! Покажем этим сволочам, что нас сломать не так-то просто.
Неожиданно блондинка усмехнулась и протянула руку Генриетте.
— Я Зуза Мостовскувна, герба Доленга[63], — гордо заявила она. — В Варшаве проездом. А вон та малая — это Габрыся Зaпoльcкaя[64] начинающая актрисуля из Львова.
— Никакая я тебе не актрисуля, — буркнула девица.
— Генриетта фон Кирххайм, офицер разведки Германского Рейха, — не думая, представилась пруссачка. — Что здесь происходит? Где мы находимся?
— Слушайте, девушки! — крикнула Зузанна. — У нас тут германская воительница! Уже вскоре она нас всех отсюда вытащит! Надейтесь на лучшее! — Она смерила новенькую внимательным взглядом, затем, не задавая излишних вопросов, коснулась одного из винтов на лбу у той. — Ты мехаборг. Можешь порвать цепь или развести прутья решетки? Боже, какие глупые я задаю вопросы! Если бы ты была настолько сильной, тебя бы так просто за решетку не бросили, а приковали к стене, как вон того там.
Геня глянула в указанном Зузой направлении. Пришлось прижать лицо к сырой решетке, чтобы выглянуть под острым углом. К перпендикулярной коридору стенке за связанные проволокой руки приковали пианиста Игнация. Голова его висела на груди, от шеи поднимались полосы дыма. Похоже, мучителям не удалось ликвидировать его окончательно, и по каким-то причинам пленника оставили при жизни. Вот же не везет человеку, подумала девушка. Только-только вернулся к псевдо-жизни, а его уже снова пытают.
— Ты спрашивала, где мы находимся, — отозвалась Зузанна. — Из того, что нам удалось установить, в подвалах дома на Краковском Предместье. Нас держит в плену некий турок, скоро всех нас усыпят и отправят в Константинополь. Там мы очутимся на рынке рабов, а потом — в публичном доме или же в гареме какого-нибудь богача. Но, скорее всего, в самом обычном борделе, где каждой из нас придется обслуживать грязных и бородатых любителей овец и простых козоёбов, прибывших в Константинополь на базар. Когда же утратим красоту, получим ножом по горлу и закончим жизнь в Босфоре.
— Банальная карьера обычной бляди, — серьезным тоном резюмировала Габрыся. — Все мужики — грязные хряки. Ненавижу их!
— Не бойся, Габа, мы смоемся, я тебе обещаю, — Зузанна похлопала подружку по спине.
— А как вас схватили? Сколько их всего? Шайка большая? — Генриетта уже начала приходить в себя и тут же ломать голову над тем, как освободиться. В первую очередь ей следовало узнать противника, узнать, с какими силами врага придется иметь дело. Потом следует узнать его слабые пункты, ну а под самый конец — нанести удар и прикончить. Нуда, убить! После того, как отнеслись к ней самой, иное решение просто не входит в расчет.
Похоже, обе подруги по несчастью и плену почувствовали решительность и подавляемую ярость в голосе Генриетты, потому что Габриэля даже сбросила одеяло и встала по стойке «смирно», словно докладывающий солдат.
63
Зуза — Зузанна, Сусанна. «Мостовскувна» означает, что она незамужняя девушка из семейства Мостовских. А не родственница ли она знаменитого польского автора межвоенного периода, Тадеуша Доленги-Мостовича, автора знаменитых книг «Карьера Никодима Дызмы», «Профессор Вильчур», «Знахарь» и многих других? Но никаких подтверждений найти не удалось. — Прим. перевод.
64
Здесь все понятно. Запольская (Zapolska) (псевдоним; настоящая фамилия Корвин-Петровская, в замужестве — Снежко, Яновская) Габриеля (30.3.1857, Подгайцы, ныне УССР, — 17.12.1921, Львов), польская писательница и актриса. Печаталась с 80-х гг. XIX века. В прозе 3. знание нравов, смелость обличения сочетались с натуралистическими тенденциями. Для драм и комедий 3. характерны мастерство композиции и обрисовки персонажей, выразительность диалога. Лучшая из них — «Мораль пани Дульской» (1906) — сатира на лицемерие мещанства. 3. Писала о распаде буржуазной семьи («Их четверо», 1907, и др.), искалеченных женских судьбах («Лягушонок», 1896, и др.). Обращалась и к темам патриотической борьбы («Тот», 1899), интересовалась идеями социалистов («В Домброве-Гурничей», 1899; роман «Зашумит лес», 1899). — БСЭ