— В Варшаву я приехала из Львова, чтобы изучать актерское мастерство. Моя мама была здесь когда-то балериной, — сообщила она. — Я пошла в Большой Театр и обратилась к ее бывшему импресарио, но он отослал меня в «Альгамбру» или же «Эльдорадо», поскольку в государственных театрах, понимаете, нет места для подростков. После моря пролитых слез они поначалу согласились взять меня помощницей в гардероб. Проработала я всего один день. Вечером, когда я вышла из театра и направилась на квартиру, ко мне подошел один из этих проклятых толстяков и приложил ко рту платок, пропитанный какой-то гадостью. Проснулась я со страшной головной болью в этом ужасном подвале. Я уверена, что меня сдал и продал туркам кто-то из работников театра. В городе я человек новый, без знакомых, без друзей. Да обо мне никто и не вспомнит. В гардеробе меня все осмотрели так, словно я была каким-то товаром… А они еще слюнку пускали, свиньи, чтоб всех их кондрашка схватила. Когда-нибудь я еще все это опишу. Этих, понимаешь, так называемых джентльменов, вежливых и милых с дамами, а после заката направляющихся в публичный дом, где могут заняться копуляцией даже с ребенком, лишь бы успокоить собственное желание. Лживые, двуличные гады… Тьфу!..
— Я тоже была в городе новой, — отозвалась Зузанна. — Как уже упоминала, здесь я только проездом. Направлялась с Подолья в Краков, к своей тяжело больной тетке. Из поезда я вышла на Петербургском вокзале и искала извозчика, чтобы добраться до какой-нибудь гостиницы. Один милый джентльмен, говорящий с сильным российским акцентом, которого я видела и в поезде — уж слишком он ко мне приглядывался — предложил, что подвезет меня своим экипажем в уютный, порядочный пансион. И он привез меня к воротам этого вот дома. Вместо гостиничного служащего за багажом вышел Хакки, евнух, обожающий избивать девушек бичом. Но об этом я узнала уже позднее.
Генриетта кивнула.
— Охотники за рабынями, — буркнула она вполголоса. — Ну а кроме пары евнухов, Бурхан Бея и таинственного русского здесь кто-нибудь еще появляется?
Обе девушки отрицательно покачали головами.
— Дольше всего торчат здесь в подвале девушки из первой камеры, дней уже десять, но они ни о ком не говорили. Всегда здесь появляться один только Хакки, который приносит нам еду и бьет кнутом, иногда только так, для своего развлечения. Каждую девушку осматривает хозяин дома, отвратительный турок, Бурхан Бей, — сообщила Зузанна. — Но вчера он появился в компании двух странных типов: одного такого пана со шрамами на роже и огромного негра в еврейском лапсердаке. Они разговаривали по-немецки, так что я ни слова не поняла.
Генриетта почувствовала прилив жара. Данил и Алоизий? Были здесь? Все-таки, в какие-то гадости они замешаны! Нет! Она не могла поверить в подобное. Пруссачка оперлась о решетку и бездумно массировала продолжавшую болеть шею. Нет, ну какая же судьба-мерзавка! Она сама чуть не влюбилась в мужчину, сотрудничающего с похитителями женщин, шпионами и убийцами. Да, убийцами, причем, самого паршивого сорта. Игнаций узнал дом как место собственной смерти. Выходит, это здесь его замучили, превращая в демона, который потом был натаскан на исполнение покушений. Ее Данил, такой умный и благородный, пускай и немного сумасбродный, и все же благородный, был самым обычным, подлым сукиным сыном! Что сделает полковник Кусов, как только узнает, что это она пыталась встретиться с инженером и предупредить его о полковнике. Какой стыд! Она нарушила устав, проявила несубординацию, действовала за спиной своего такого красивого почитателя, чтобы спасти Данила, оказавшегося самой распоследней сволочью. Теперь князь перестанет ею интересоваться. Мало того, что сама она уродливый мехаборг, так еще на ней нельзя полагаться. И таким вот образом, по причине наивности и мягкого сердца она потеряла обоих конкурентов.
Погоди, погоди, ведь она же сама собиралась выбить из головы всякие любовные увлечения! Она солдат, а не девица на выданье! Генриетта выпрямилась, поправила смятое платье, после чего проверила снаряжение. Из карманов пропали портмоне и оба револьвера, не было и пристегнутого к икре кинжала. Зато нашлась обмотанная вокруг корсета гаррота с колючками, пропитанными парализующим ядом. И за это спасибо! Она развернула свое оружие и щелкнула им в воздухе словно бичом.
— Ну, девицы, чего пялитесь? — одарила она товарок не сулящей ничего доброго усмешкой. — С одним толстяком, думаю, мы ведь справимся, или я не права?
Обе ответили улыбками, а Габрыся еще и закивала головой с энтузиазмом.