На ступеньках Омегин оглянулся и вместе с помощником скрылся в доме. Я видел теперь сквозь прозрачные стены только нижнюю часть лаборатории. Вот появились ноги Омегина. Он нервно шагал из угла в угол.
Сандро лег на землю, вероятно, стараясь рассмотреть приборы и узнать, для какой цели они служат. Но было уже поздно. Темная жидкость заполнила все капилляры, занавес опустился до конца.
Я не стал дожидаться своих друзей и решил, не теряя времени, ехать в город. Надо было во что бы то ни стало узнать о волковских карналлитах. Инструктируя свою помощницу, Омегин упоминал о них, причем, как мне было известно, в карналлитах часто содержатся соединения рубидия.
Несмотря на позднее время, я надеялся застать кого-нибудь в геологическом управлении, где обычно консультировался по разным вопросам, связанным с нашими испытаниями.
Шофер уже починил машину, я взял на всякий случай аппарат и сел за руль.
Мне не повезло — в управлении никого не было. Вы понимаете мою торопливость. Знаешь, что вот-вот приедет комиссия, а у тебя ничего не получается. Я помчался на «Белогорсксталь», чтобы там ознакомиться с рецептом нержавеющей стали, в которую почему-то входил рубидий. Золотистый лимузин Коваля, сделанный из этого сплава, представлял для меня неразрешимую загадку.
Мне думалось, что на заводе знали, откуда им поставлялся рубидий. Не из волковских ли карналлитов?
К сожалению, разумные мысли приходят не всегда вовремя. Я приехал на завод тоже очень поздно — лаборатория была закрыта. Решил дождаться утра и, оставив машину, отправился побродить по городу.
Шагая по опустевшим улицам, я на всякий случай включил аппарат. Совершенно неожиданно синий луч, установленный на индекс рубидия, почему-то показал на металлическую балюстраду. Она блестела в свете уличного фонаря.
Я пригляделся: это был тот же золотистый сплав, который удивил меня в машине Коваля. И здесь был рубидий… Я пошел к центру города, не выключая аппарата.
Голубая черта указывала то на одно, то на другое новое здание. Из золотистого металла делались литые украшения, ограды, решетки и даже фасонные водосточные трубы. Мне представлялось, что я попал в сказочный золотой город.
«Неужели сплав с примесями рубидия так дешев?» — подумал я. Уж очень щедро его применяли в этом городе. Однако на соседней улице я не встретил ни одного здания, отделанного золотистым металлом. По-видимому, эти блестящие решетки и трубы были установлены для опыта только на новых зданиях одной улицы.
Пройдя несколько кварталов, я очутился возле сияющего огнями Дворца культуры.
Об этом прекрасном здании восторженно рассказывал Сандро. Действительно, было на что полюбоваться!
На тумбе у входа в клуб висела афиша. Она шевелилась от ветра. Я подошел к ней и прочел: «Дворец культуры. Торжественное открытие! Концерт. Бал».
Стоя с чемоданом у афиши, я почувствовал себя растерявшимся пассажиром, вышедшим на незнакомой станции.
Но что же делать дальше. Все перепуталось. Тысячи загадок, ошибок, нелепостей. Почти с ненавистью я взглянул на аппарат.
Светился экран. Словно издеваясь надо мной, подмигивал синий луч. «Так тебе и надо! А ну-ка посмотри». Луч дернулся и указал вправо.
Из-за поворота выехала необыкновенная машина с огромным медным цилиндром и черным блестящим, как крышка рояля, прожектором.
Широко раскрытыми глазами я смотрел на этот цилиндр, где дрожал красноватый отблеск уличного фонаря. В кузове машины, около прожектора стоял Андрей.
Загадки продолжались.
Хлопнула дверца кабины, и на тротуаре появилась знакомая фигура с дымящейся трубкой.
От удивления я даже присел.
Это был Омегин.
Но прежде чем продолжать рассказ о том, что случилось далее, я хотел бы возвратиться к Сандро, который, как вы помните, оставался возле пластмассового дома.
Сандро окончательно убедился в том, что Омегину и его помощнице известны месторождения рубидия. Волковские карналлиты. Омегин советовал обратить на них внимание, когда давал инструкции мотоциклистке. Сандро считал, что с ней надо поговорить откровенно. Если чудаковатый эгоист Омегин способен скрывать от молодых изобретателей известные ему месторождения, то какой смысл это делать девушке, которая, надо полагать, не так уж нетерпимо относится к своим друзьям, по общему делу. Должна понимать их.