— Ты только посмотри на Людвига. — Он подошёл кокну. — Ну надо же, пытается щёлкать большим бичом.
— А теперь извозчик даже позволил ему подержаться за поводья. — Она потёрлась о его щёку.
Иоганн нежно поцеловал её.
— Итак, дорогая, за новую жизнь.
— Людвиг!.. — Магдалена заткнула уши.
— Его манит то, что теперь называется акустическим эффектом, — улыбнулся Иоганн. — Музыка особенно громко звучит в пустом помещении, где полы ещё не устланы коврами, а на окнах нет штор.
Он наклонился к сложенным штабелем картинам и взял одну из них.
— Там будет самая настоящая музыкальная комната, мы откроем нечто вроде салона и будем устраивать домашние концерты. На прежних квартирах с их тесными убогими комнатами такое было просто невозможно... — Он отнёс картину в соседнюю комнату. — А ну-ка, чуть подвиньтесь, господин виртуоз.
Но Людвиг, похоже, даже не заметил, что отец отодвинул его в сторону и прошёл мимо, держа в руках лестницу и картину. Он сидел с выпученными глазами у рояля и яростно бил пальцами, а порой даже кулаками по клавишам.
Стройный мужчина влез на лестницу и прислонил картину к стене.
— Так, Магдалена?
— Место выбрано очень удачно, Иоганн. Посмотри, как твой достопочтенный отец внимательно наблюдает за Людвигом.
Мальчик с силой ударил по клавишам и закричал, как безумный:
— Си-бемоль, фа-диез!
— Нет, он точно не Моцарт. — Иоганн ван Бетховен недовольно поморщился, — не вундеркинд в музыке. Придётся с этим смириться.
Глаза мальчика стали похожими на чёрные бриллианты. Он взглянул на портрет деда и принялся вновь с каким-то неистовым восторгом играть на рояле.
— Фа-диез мажор! — воскликнул он.
— Людвиг! Это просто невыносимо, — возмутилась госпожа Магдалена.
Но мальчик ничего не слышал, и тогда отец подошёл поближе.
— Фа-диез мажор, похоже, твоя любимая тональность. Ах ты, мартышка без слуха, что ты там себе воображаешь? Услыхал где-то названия нескольких тонов и тональностей и думаешь, что если ты барабанишь по клавишам и приговариваешь до или фа мажор, то так оно есть? Нет, в музыке дело обстоит далеко не так просто.
Он придвинул к себе стул и посадил Людвига на колени.
— Позволю прочесть тебе что-то вроде лекции. Начнём с небольшого фокуса. Давай стукнемся ладонями. Что ты слышишь?
— Папа!!
Тут Иоганн ван Бетховен услышал за спиной шаги и резко повернулся.
— Ах, это ты, Цецилия.
Хорошенькая двенадцатилетняя девочка с поклоном присела:
— Родители велели вам кланяться и посылают в знак приветствия каравай хлеба и немного соли.
— Ты смотри, какой горячий. — Вышедшая в музыкальную комнату Магдалена с любезной улыбкой взвесила на ладонях подарок.
— Прямо из печки. — Цецилия робко посмотрела на рояль. — Неужели такой малыш...
— Ну, разумеется. — Иоганн ван Бетховен спустил Людвига на пол и встал, — наш Людвиг — гениальный музыкант, и вы ещё установите на доме, где он живёт, мемориальную доску. Передай родителям? мою благодарность, Цецилия. А теперь я должен расставить кровати, иначе нам придётся сегодня ночью спать на полу.
— А мне пора в лавку. — Девочка ещё раз сделала книксен.
Когда отец ушёл в спальню, Людвиг схватил мать за руку:
— Пойдём, мамочка.
— Куда, Людвиг?
— К роялю. Играй.
— Но я не умею.
— Ты... не умеешь... играть на фортепьяно?
Это оказалось одной из первых непостижимых загадок в его жизни.
Новорождённый кричал, а в музыкальной комнате, двери которой были открыты, со злостью били по клавишам.
— До... до... Да пропади всё пропадом!
— Людвиг!
Мальчик разговаривал с портретом деда. Он довольно часто обращался к нему.
— Ты же сам слышишь, Дода. Ничего не поделаешь. До... да.
— Перестань кривляться, Людвиг.
Мальчик осторожно приблизился к кровати матери. Она с болезненной гримасой сморщила полные губы.
— Кривляться? Я проверял силу голоса Карла. Ведь дедушка именно так поступал с певцами и певицами в Доксале. — Он пренебрежительно махнул рукой. — И Карл позорно провалился. Нам в придворной капелле он совершенно не нужен.
— Ах ты, негодник!
Но госпожа Магдалена произнесла эти слова без особого гнева. Было уже поздно, и потом, сегодня торжественный ужин по случаю крещения...
— Людвиг, а ну-ка, быстро в постель. И позови Кристину.
На лестнице послышались быстрые, уверенные шаги. Это, несомненно, был Иоганн.
Сегодня он был одет в придворный парадный костюм — фрак цвета морской воды и зелёные штаны до колен с серебряными пряжками. Белый шёлковый жилет перетянут тонким золотым поясом, парик выгодно подчёркивал резкие черты лица, густая шевелюра безупречно подстрижена. Зажатой в руке шляпой он описал круг и сделал изящный поклон.