Бетховен никак не желал с этим смириться.
— Да я бы лучше отправился в Англию. Именно туда, хотя годы мои уже не те. Посмотрите, вон там, в соседней комнате, стоит роскошный рояль. Его подарил мне лондонский фабрикант Джон Брэдвуд. Я только что сыграл на нём рондо соль мажор и дал ему довольно заковыристое название: «Каприччио, порождённое яростью из-за потерянного гроша». Знаете, Штумф, вся наша жизнь есть не что иное, как ярость из-за потерянного гроша. Ищешь его отчаянно в ящиках письменного стола, заползаешь даже под кровати, роешься в шкафах, нигде ничего не находишь, приходишь в ярость, а потом вдруг начинаешь смеяться.
«Господин ван Бетховен, может быть, вы окажете мне любезность и сыграете это ваше произведение?»
Бетховен не успел ничего ответить. В комнату неожиданно вошёл человек в чересчур коротких для его пальцев хлопчатобумажных перчатках и одежде, никак не подходившей по размерам для его худого костлявого тела. На его лице застыла, как приклеенная, надменная улыбка.
— Позвольте вам представить, господин Штумф, моего брата Иоганна, землевладельца из Гнейксендорфа. Он единственный в нашей семье, кто хоть чего-то достиг. Иоганн, это господин Штумф, фабрикант арф из Лондона.
Иоганн не принял шутливого тона старшего брата. На его лице появилось ещё более отчуждённое выражение. Бетховен встревожился:
— Господин Штумф, позвольте предложить вам зайти в другой раз.
Он проводил гостя до двери и заговорщицки шепнул ему:
— Эта беседа, в отличие от разговора с вами, отнюдь не доставит мне удовольствия. Ваш повторный визит будет мне очень приятен. А может быть, я приеду к вам в Лондон, если же нет... — Тут лицо его оплыло, кожа посерела, щека нервно задёргалась. — ...тогда передайте от меня привет Лондону и всем... всем англичанам.
В комнату, насвистывая что-то весёлое, вошёл Карл Хольц.
В последнее время он стал настоящим другом дома, вызвав тем самым откровенную ревность Шиндлера.
Бетховен нервно расхаживал взад-вперёд по комнате.
— Могу я вам довериться, Хольц? Вы умеете держать язык за зубами?
— Как судебный исполнитель я просто обязан это делать. Не забудьте, что я принёс присягу.
— Тогда я хочу показать вам место, где хранятся акции, которые после моей смерти должны достаться моему племяннику Карлу.
— Этому бездельнику, который так и не смог сдать экзамены за семестр, — зло пробурчал Хольц. — Теперь он, видите ли, хочет стать купцом и, разумеется, учиться здесь, в Вене, в Торговом училище. Да этому растяпе даже крейцера нельзя давать, он его тут же на какую-нибудь глупость потратит.
Он с оскорблённым видом отвернулся к стене, а Бетховен молча сел и продолжил работу над двойной четырёхголосной фугой.
Вскоре, однако, ему начала мешать невыносимая вонь. Через какое-то время он обнаружил её источник.
В соседней комнате на столе стоял его ужин. Но лежавшие в тарелке яйца в горчичном соусе оказались тухлыми. Эта старая мерзавка «госпожа Шнапс» уже потеряла всякое чутьё.
Он вспомнил всех своих служанок и даже заскрежетал зубами от злости. Они обкрадывали его, как вороны, и он однажды был даже вынужден поставить у кладовки кровать, чтобы, как Цербер, сторожить свои припасы.
Не обращая никакого внимания на Хольца, Бетховен выбросил яйца на улицу и, подбежав к кухне, истерично заорал:
— Вы уволены. Я не желаю видеть вас больше в своей квартире! Врач предписал мне диету, а вы хотите отравить меня!
«Госпожа Шнапс», бестолково вертя головой, появилась на пороге кухни. Голос Бетховена гремел так, что было слышно даже на другой стороне улицы. Хольц обеспокоенно выглянул к окно. На шум могла прийти полиция. Нет, пока всё спокойно. Яростный крик Бетховена вновь хлестнул его по ушам.
— Да таких, как вы, старая ведьма, двести лет назад сожгли бы на костре. Когда я вернусь, чтоб вас здесь не было.
Он схватил шляпу и неожиданно спокойно сказал Хольцу:
— Мы сейчас идём в трактир.
Бетховену уже давно нравилась квартира в «Доме Чёрных испанцев», и потому он очень обрадовался, когда Хольц однажды вбежал к нему и, даже не сняв шляпы, написал в разговорной тетради:
«Я заходил по служебным делам в «Дом Чёрных испанцев». Вы можете получить там квартиру, но нужно сделать обширный ремонт».
— Ничего страшного, — небрежно отмахнулся. — Можете оказать мне любезность, дорогой Хольц. Раньше я, словно пушечное ядро, носился по улицам, но теперь у вас наверняка более быстрые ноги, чем у меня. Сходите, пожалуйста, туда и снимите квартиру.