Хольц сел, приложил руки к груди, облегчённо вздохнул и написал:
«У меня с души свалилась тяжесть, не меньшая, чем знаменитый Сизифов камень. Я арендовал на ваше имя квартиру, поскольку к ней уже протянул свои хищные лапы другой человек. Речь шла буквально о минутах, но судебные исполнители действуют всегда более ловко и решительно».
— Тогда мы немедленно пойдём смотреть квартиру. — Бетховен нетерпеливо затеребил Хольца за рукав. — Когда я смогу перебраться туда?
— Где-то приблизительно в Михайлов день. То есть между двадцать девятым сентября и вторым октября.
— Превосходно. Должен признать, что судебный исполнитель получается из вас гораздо лучший, чем скрипач.
— Понимаю. — Хольц встал и шутливо поклонился. — Неблагодарность — удел в этом мире.
Необычное название дома объяснялось тем, что построили его испанские монахи-бенедиктинцы. Это было довольно большое здание, к которому сбоку примыкала церковь. Её, однако, использовали как склад, так как все монахи давно умерли. Фасадом дом выходил на юг; Бетховен, поднявшись в расположенную на втором этаже квартиру, сразу же подошёл к окну.
Солнце светило прямо в глаза, он прищурился и окинул довольным взглядом окрашенную осенним багрянцем листву деревьев. С правой стороны от дома находилась уютная площадь, в конце которой стояло такое же большое строение, называвшееся «Красным домом». Из его окна кто-то радостно замахал им.
Бетховен приложил к близоруким глазам двойной монокль.
— Это Пуговица. Ведь Бройнинги живут в «Красном доме», — поспешил заметить Хольц.
Мальчик уже бежал через площадь и спустя несколько минут стоял рядом с ними у окна.
— Что ты здесь делаешь, дядюшка Людвиг?
Бетховен неодобрительно посмотрел на него.
— А почему ты без разрешения вошёл в мою квартиру?
— В твою квартиру?
— Да, с твоего позволения она временно принадлежит мне.
— Дядюшка Людвиг! — Герхард схватил его за руку.
— Что ты хочешь?
— Смотри, папа уже узнал, что ты здесь.
Член Придворного Военного совета фон Бройнинг стоял у окна и приветствовал их. Позолоченные лацканы его мундира весело сверкали на солнце.
— А почему он надел парадный мундир, Пуговица? Какой сегодня праздник?
— Откуда я знаю! — Герхард пренебрежительно скривил губы и тут же зашевелил ими, старательно произнося каждый слог:— То ли родился, то ли умер кто-то из покойных императоров Австрии. Но вообще-то он надел его в честь тебя, дядюшка Людвиг. Пойдём, пойдём скорее к нам.
Член Придворного Военного совета уже ждал их у дверей своей квартиры. Завидев Бетховена, он тихо сказал:
— Ну, наконец-то ты, старый глупец, нашёл дорогу к нам.
— А может, я действительно глупец? — поспешно согласился Бетховен. — Ладно, давай забудем о прошлых ошибках.
Когда-то между ними возникло отчуждение и даже вражда, поскольку Бройнинг отказался вместе с Бетховеном стать опекуном Карла.
Заслышав за спиной быстрые шаги, Бройнинг обернулся и поспешил сообщить жене:
— Блудный сын вернулся. Надеюсь, ты подашь ему руку.
— Обе руки! — поощряюще улыбнулась госпожа Констанция.
Девочка рядом с ней робко присела с поклоном. Герхард с неожиданной злостью дёрнул её за плечо.
— Ах ты грубиян! — возмутилась госпожа Констанция.
— Что с ним? — удивился Бетховен.
— Он не хочет никому тебя уступать, даже своей сестре Марии, — ответил за жену Бройнинг. — И запомни, Людвиг, наш дом — это твой дом.
Потребовалось довольно много беспокойных дней для того, чтобы соответствующим образом обставить квартиру.
Она состояла из трёх комнат и кухни. Сразу же при входе в гостиную бросался в глаза висевший на почётном месте портрет маслом покойного капельмейстера придворной капеллы Людвига ван Бетховена. Теперь с ним можно было, как когда-то в детстве, разговаривать.
— Дорогой, я вижу, вы недовольны вашим внуком, иначе бы не смотрели на него так хмуро. Что же вызывает у вас недовольство? «Героическая симфония»? А может, скрипичный концерт? Или то обстоятельство, что я, в отличие от вас, так и остался никем? Жаль, жаль, а ведь мог, наверное, стать капельмейстером придворной капеллы. Вот, я вижу, вы уже улыбаетесь.
В спальне висела картина Малера, и повсюду были разбросаны кипы нот, а в третьей комнате стояли два фортепьяно, одно из которых подарил Бетховену Брэдвуд, другое же одолжил граф. Между окнами был установлен стеллаж для книг.
Бетховен, чувствуя себя теперь настоящим владельцем квартиры, с гордостью показывал Стефану фон Бройнингу своё жилище.