— Но сейчас главное — печень. Она у него сильно уменьшилась в размерах.
— Так, давайте положим нашего дорогого пациента поудобнее. — Мальфатти осторожно ощупал живот, ни один мускул не дрогнул на его лице. — Что вы ему прописали, коллега Ваврух?
— Миндальное молоко.
— А из лекарств?
— Вон там капли и порошки.
Мальфатти взял с приставного столика флакон, повертел его перед глазами и осторожно поставил обратно.
— Нужно немедленно сделать вторую пункцию. Приготовьте инструменты, коллега Зейберт.
— Наш консилиум именно так и решил.
— Рад, что наши мнения совпадают, господа.
После второй операции из живота Бетховена вытекло гораздо больше воды. Мальфатти немедленно попросил госпожу Констанцию зайти в комнату.
— Значит, так, милостивая государыня, я знаю, вы любите баловать нашего известного своим буйным нравом пациента разного рода деликатесами. Но сейчас ему можно только тарелку супа, немного обезжиренного мяса или рыбы...
— Я поняла.
— Что же касается лекарств, дорогой коллега Ваврух, то я хотел бы полностью заменить их.
— Вы сомневаетесь в моих знаниях, коллега Мальфатти?
— Ну почему же. Просто перемена всегда идёт на пользу. Не дай Бог, организм пациента привыкнет к чрезмерным дозировкам или у него выработается иммунитет... — Неприятные для коллег слова Мальфатти произносил таким тоном и с такой любезной улыбкой, что обидеться на него было просто невозможно. — Так, господин ван Бетховен, я прописываю вам пунш со льдом, мороженое, крем или фрукты с пуншем. Только не переусердствуйте, мой друг, а то ещё сопьётесь.
— Не беспокойтесь, господин доктор.
— Может быть, стоит попробовать дигиталис? — решился наконец напомнить о себе Иоганн ван Бетховен.
— А зачем? Дигиталис — это сердечные капли, а сердце у вашего брата — как у слона.
— Я ведь был аптекарем, господин доктор.
— Смутно припоминаю. — Кожа на лбу Мальфатти собралась в мелкие складки. — И что дальше?
— Дигиталис обладает различными полезными свойствами, — продолжал упрямо настаивать на своём Иоганн. — Один землевладелец даже вылечился им от ревматизма.
— А вашего брата он может загнать в могилу, — сурово сдвинул брови Мальфатти. — Не забывайте, что у него больная печень и водянка. И вообще богатые землевладельцы и бедные композиторы болеют по-разному.
Болезнь длилась уже третий месяц, и это время казалось Бетховену годами бесконечных мук и страданий.
В один из дней Мальфатти, стоя у постели, написал:
«Попробуем новое средство. Это ванна из сенной трухи. Правда, ваш брат наотрез отказался дать нам сена. Он по-прежнему настаивает на дигиталисе. Заодно добавим берёзовый кустарничек. Я уже убедился, что принимаемые прежде лекарства отравили ваш организм. Вам нужно хорошенько пропотеть. Согласны?»
Бетховен вяло кивнул. Пришедшие с Мальфатти два больничных служителя подогрели в кухне воду и, когда она закипела, наполнили ею стоящий в ванной чан и положили в него мелко нарубленный берёзовый кустарник. Затем они посадили на доску пациента, предварительно закутав его в простыню.
Через какое-то время Мальфатти пощупал простыню и удивлённо воскликнул:
— Но вы совершенно не потеете!
Сидевший с безучастным видом Бетховен вдруг начал медленно клониться вперёд.
В постели Мальфатти обследовал его и мрачно констатировал:
— Очень странно. Произошло нечто странное. Вопреки всему его тело впитало в себя водные пары.
Очнувшись, Бетховен почувствовал сильную слабость. Стоявший рядом с кроватью профессор Ваврух широким жестом показал на окно:
— Весеннее солнце! Весна станет вашим лучшим врачом!
Больной покачал головой с видом человека, пришедшего к окончательному и неоспоримому выводу:
— Это конец... До весны я не доживу.
Ещё через два часа он начал беспокойно оглядываться по сторонам:
— Где Шиндлер? Где мой дорогой Шиндлер?
— Хочешь, я его тебе заменю? — в комнату, неслышно ступая, вошёл Бройнинг.
— Лучше бы, конечно, Шиндлер, но если хочешь... Мне нужно срочно надиктовать письмо. Господину Штумфу в Лондон. Я ещё не отблагодарил его за великолепный подарок. Могу я... начинать?
— Пожалуйста.
— Какое сегодня число?
— Восьмое февраля двадцать седьмого года.
— Сколько же мне осталось жить?.. Но чувствую, скоро...
— Людвиг!..
— Пиши, Стефан: «Дорогой друг! Присланное вами собрание сочинений Генделя — воистину королевский подарок! Перо моё не в состоянии описать радость, которую он мне доставил. К сожалению, начиная с третьего декабря я не встаю с постели, куда меня загнала проклятая водянка. Я жил исключительно с доходов от моих произведений, а теперь уже три с половиной месяца не могу написать даже ноты». Абзац. Есть смысл в моём послании, Стефан?