Мать уже стояла в дверях со светильником в руке. Струившийся от него слабый свет резко контрастировал с полыхавшим за окном заревом пожара.
— Людвиг, а ну-ка вставай и одевайся. Эй, Гертруда!..
Девочка в ночной рубашке вбежала в комнату, протирая на ходу сонные глаза.
Внезапно дом содрогнулся как от удара. Раздался страшный грохот, мать едва не упала. Гертруда закричала, а братья дружно заплакали.
— А ну, тихо. — Мать как-то умудрялась сохранять спокойствие. — Гертруда, хватит орать. Просто взорвались пороховые склады. Ну-ка, накинь чего-нибудь и давай одевай Иоганна. Карл, успокойся, я иду к тебе. Не нужно ничего бояться. — Она пристально посмотрела на Людвига: — Надеюсь, я могу на тебя положиться?
На улице ветер рассыпал искры. Из окон замка, казалось, вытянулись дрожащие красные руки, из пальцев которых клубами валил дым. По улицам бежали люди с вёдрами, обгоняя их, стремительно пронеслись пожарные повозки.
Колокола и барабанная дробь разом смолкли. Эти звуки были сейчас не нужны, ибо раскаты грома наверняка уже разбудили самого большого любителя поспать.
— Людвиг, когда оденешься, встань у окна и, если увидишь, что огонь движется сюда, сразу же зови меня. Я пойду в кухню, приготовлю для Карла и Иоганна горячую пищу.
Он кивнул, быстро оделся, окинул взглядом комнату и положил приготовленный с вечера ранец с тетрадями и учебниками на подоконник. Пусть он сгорит.
А что же для меня здесь самое ценное? Без сомнения, портрет деда. В музыкальной комнате он с тоской посмотрел на него:
— Тебя, Дода, я, конечно, возьму с собой.
Он перевёл взгляд на лежащие на рояле скрипки и громко захихикал:
— А вот вы останетесь здесь.
На рассвете Людвиг вышел из дома. Вслед за ним вышла Гертруда с Иоганном на руках.
Пламя уже перестало бушевать и походило теперь на развевающиеся на ветру жёлтые полотнища с чёрной каймой сажи. Буря усилилась, но так и не смогла вернуть небу его ослепительную голубизну. На окраине города медленно вставало окутанное дымкой солнце.
На улицах царила полнейшая сумятица. Люди с искажёнными лицами бегали взад-вперёд, и крики их чем-то напоминали Людвигу уносимые ветром клочья дыма.
— Большая мраморная лестница рухнула!
— Воды! Воды!}
— Теперь они пытаются со стороны Бишофсгассе...
— Воды...
— В колодцах ничего не осталось.
— Надворный советник Бройнинг приказал подать воды.
Качалки насосов скрипели и визжали. Люди вокруг тяжело дышали и кашляли. Но из насосов вытекали лишь тонкие струйки воды, и вёдра и бочки наполнялись очень медленно.
У дома Фишеров наступившую было тишину нарушило позвякивание дверного колокольчика. Из пекарни мгновенно появился сам хозяин, принеся с собой вкусный запах хлеба и ароматы кухни.
— О, Господь, Ты караешь меня за грехи. — Он с показным смирением устремил взгляд на потолок. — Беда одна не ходит. Что ж, придётся мне разместить у себя кое-кого из семейства Бетховен. Ну, как ваша новая квартира, Людвиг?
— Мы хотим, чтобы она сгорела.
Тут подошли госпожа Фишер и Цецилия. Девочка, узнав, что её любимцы временно поселятся у них, издала восторженный вопль и вместе с Карлом и Иоганном скрылась в доме.
— А наша квартира ещё свободна, мастер Фишер? — Людвиг взял из корзины посыпанный сахарной пудрой крендель и впился в него зубами.
— Вчера чуть было не сдал её, но люди мне не понравились.
— Тогда я хотел бы взять её в аренду. Я говорю по поручению родителей...
— Ну что, сдадим им? — Мастер Фишер с кислой миной посмотрел на жену.
— А что нам ещё остаётся? — с той же интонацией, глубоко вздохнув, ответила госпожа Фишер.
После переезда довольный Людвиг бросился на поиски отца.
Францисканергассе была уже перекрыта, и солдат дворцовой гвардии велел мальчику убираться прочь. Но тут удача улыбнулась Людвигу. Солдаты расступились, пропуская пожарных, пламя на какое-то время удалось сбить, а когда оно с новой силой вспыхнуло, Людвиг уже был по ту сторону развалин.
Картина поражала каким-то кошмарным великолепием. От замка остались только голые стены, из пустых оконных проёмов валил густой дым и сыпались искры. Портал, перед которым толпились пожарные, напоминал огромную тёмную пасть и одновременно казался входом в какую-то таинственную страшную пещеру.
Благородного вида человек, возвышаясь над окружающими, обращался к ним с проникновенной речью. Он стоял спиной к Людвигу, и голос его показался мальчику очень знакомым.