— Только сними всю сумму. Боюсь, что иначе эта тысяча гульденов — как и всё в моей жизни — улетучится.
Герхард пулей вылетел из спальни. Бетховен жадно хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Отдышавшись, он смущённо пробормотал:
— Только не считайте меня алчным, госпожа Констанция. Так редко к тебе проявляют сочувствие... А какое сегодня число?
— Восемнадцатое марта. — Констанция поднесла к его лицу календарь.
— Очень хорошо. Листок мы не будем вырывать, ибо этот день — один из счастливейших в моей жизни.
Прошло уже двадцать пять минут...
Наконец Пуговица вернулся, и по движению его губ Бетховен угадал, что мальчик насвистывает какую-то грустную мелодию. Но лицо его выражало неподдельную радость.
— Извини, дядюшка Людвиг, но моей вины здесь нет. — Он приложил руку к сердцу. — Папа ползёт как черепаха. Я встретил его по дороге и попросил пойти со мной. Конечно, члену Придворного Военного совета тут же выдали деньги. Я бы их вряд ли получил.
— Ну, Герхард, совсем ты меня уморил. — В комнату, шумно отдуваясь, вошёл Стефан Бройнинг. — Бегаешь прямо как борзая. Вот твои деньги, Людвиг.
Он положил на кровать пачку банкнот.
— Убери их, Стефан. Я хочу встать и сесть за работу.
— Чего ты хочешь?
— Я просто хочу отблагодарить Филармоническое общество. Англичане, а не венцы оценили меня по достоинству, и я хочу написать для них Десятую симфонию.
— Похоже, наш пациент начал поправляться. — На пороге неожиданно появился Мальфатти и с загадочной улыбкой посмотрел на Бетховена.
— Радостное известие почти исцелило меня. И теперь я... теперь я хочу встать и начать работать.
С этими словами он тяжело осел на подушки.
— Я принёс лекарство, которое быстро восстановит ваши силы. — Он накапал из маленького флакона несколько капель в стакан с водой и метнул из-под полуопущенных век острый как бритва взгляд в сторону Бройнинга. — Мне нужно с вами поговорить, господин советник.
В соседней комнате Мальфатти сбросил с лица улыбку и каким-то приглушённым, тусклым голосом сказал:
— Он сейчас уснёт. Налицо признаки агонии. Естественно, точного дня и часа я не знаю и боюсь, что при таком здоровом, как у циклопа, сердце агония может затянуться. Я бы уже сейчас начал подготовку к соборованию.
— Боже мой. — Бройнинг судорожно вцепился в спинку стула. — Он давно так не радовался, сообщение из Лондона пробудило в нём волю к жизни. За что, за что?..
— Вы, наверное, вспомнили известное изречение Гёте, — внезапно спокойно, словно речь шла о каком-то пустяке, произнёс Мальфатти. — «Ещё никто не умер, не дав предварительно согласия на свою смерть». Увы, эти в высшей степени глубокомысленные слова следует воспринимать cum grano salis[134]. На самом деле смерть забирает всех, кого она выбрала, не спрашивая их согласия.
— Господин доктор Мальфатти...
— Понятно. Вы надеетесь, что я ошибся. — Он пристально взглянул на Бройнинга и задумчиво постучал пальцами по подлокотнику. — Вы же знаете, что господин ван Бетховен когда-то выгнал меня из своего дома, обозвав полным невеждой и шарлатаном?..
— Да, мне жена рассказывала.
— Поверьте мне, господин советник, я был бы счастлив, если бы его слова сегодня подтвердились.
Это произошло через несколько дней.
Как только Бройнинг услышал шуршание и шелест в спальне, он немедленно вошёл туда, держа в вытянутой руке картонную табличку, на которой крупными буквами было написано:
«А la bonne hcure[135], Людвиг. Оказывается, ты можешь спать как сурок! Ты проспал больше двух суток! Как ты себя чувствуешь?»
За это время его друг настолько изменился, что потрясённый Бройнинг чуть не выронил табличку. На нездоровом, желтовато-красного цвета лице появилось какое-то странное выражение. Казалось, Бетховен наконец-то нашёл ответ на давно мучивший его вопрос, но никак не решается смириться с ним. Глубоко запавшие чёрные глаза, словно паутиной, были оплетены тёмными тенями, а оспины на лбу превратились в маленькие бугорки. Рассыпавшиеся по подушке всклокоченные седые волосы напоминали каменную осыпь, а голос, вроде бы тихий и безжизненный, тем не менее поражал силой.
— Извини за беспокойство, Стефан, но у меня во рту всё пересохло.
— Ничего, у нас есть хорошее средство. — Бройнинг показал на несколько бутылок, стоявших на столике возле кровати. — Помнишь, ты в Майнце заказывал у Шотта вино. Первые бутылки только что доставлены специальной каретой.
— Слишком поздно.
— О чём ты? Почему поздно?
Тут больной увидел Мальфатти и Герхарда и захотел сделать им приятное: