Но зато Людвиг сумел внимательно разглядеть красивую женщину, шедшую между курфюрстом и графом Бельдербушем. Её лицо напоминало маску, ни единой слёзы не скатилось по её щекам, и Людвиг знал от матери, какая это мука, когда нельзя плакать, даже если тебя постигло великое горе.
За руку она вела маленькую девочку и мальчика примерно одних лет с его братом Карлом. Людвиг уже успел разузнать кое-что о них у матери, поскольку ему разрешили играть с ними. Но теперь это было совершенно невозможно, и он медленно побрёл домой.
Там он сыграл сонату Руста и вскоре услышал шаги отца, стремительно взбегавшего по лестнице, а затем его взволнованный голос:
— Людвиг упражняется?
— Да, и очень прилежно, Иоганн.
Тогда отец буквально вбежал в музыкальную комнату:
— Упражняйся, упражняйся дальше, счастливое дитя. Тебе ведь предстоит завтра сыграть перед самим монсеньором!
— Мне, батюшка?
— Даже не знаю, как это получилось. — Иоганн нервно забегал взад-вперёд. — Вроде бы перед смертью надворный советник замолвил за тебя словечко. Во всяком случае, завтра тебе отводится роль Давида, играющего на арфе перед царём Саулом[4].
Иоганн поразился равнодушию, с которым Людвиг слушал его, а потом с таким же безразличным видом заиграл вторую часть сонаты. Лицо отца покраснело от ярости.
— Да я бы на его месте целовал мне руки и танцевал бы от радости. Лишь благодаря моим усилиям и терпению...
«Людвиг действительно ведёт себя странно, — подумала Магдалена, — но если я не вмешаюсь...»
— Людвиг! Поблагодари скорей отца! Иди поцелуи ему руку!
Мальчик чуть коснулся губами ладони Иоганна и еле слышно сказал:
— Я очень рад, батюшка. Большое вам спасибо.
— Значит, это ваш сын, — равнодушно произнёс монсеньор, даже не посмотрев на Людвига.
Отец присел в глубоком поклоне. Он сделался внезапно необычайно гибок, словно тряпичная кукла маленького Иоганна, которой дети иногда бросались друг в друга. Потом он как-то странно, будто прихлёбывая, втянул в себя воздух.
— Ваш покорный слуга, монсеньор. Позволю себе заметить, что моему Людвигу уже пять лет.
Людвиг смутился. Пять лет?..
Молодая дама с красивым кукольным лицом зябко повела плечами. Людвиг понял, что это внучатая племянница монсеньора госпожа фон Тиксис.
— Здесь, в галерее, очень холодно.
Монсеньор распахнул дверь в зал и галантно пропустил даму впереди себя. За ними последовал длинноногий полковник дворцовой стражи.
Дверь снова захлопнулась, и на пороге застыл камердинер. В зале заиграли чудесный квартет Гайдна, который едва не заглушили вялые хлопки, звон посуды и громкое звяканье столовых приборов.
Отец горделиво выпятил грудь и взволнованно заявил лакею:
— Вообще-то монсеньор хотел, чтобы мой сын сыграл уже за обедом.
— Мне монсеньор отдал совсем другое распоряжение, — равнодушно ответил лакей. — Пусть подождёт.
— Отлично! — Отец вновь уподобился тряпичной кукле, не постеснявшись низко поклониться ему.
А ведь дома он с таким презрением отзывался об этих людях. Поэтому Людвиг и преисполнился глубоким сочувствием к матери, ибо она была родом из такого же низкого сословия.
И почему он сказал, что ему пять лет? Это ведь неправда. А ещё он сказал: «Ваш покорный слуга». Так ведь выражаются именно плебеи, если, конечно, он правильно запомнил это слово.
В зал их впустили после очень долгого ожидания.
Его сразу же поразили роскошная мебель, ковры и огромные картины на стенах, которые были гораздо больше, чем казавшийся ему огромным образ святой Цецилии, висевший когда-то в квартире деда. Отец уже давно пропил его.
А как себя вели почтительно отошедшие в стороны музыканты и особенно всегда похвалявшийся своим талантом скрипача дядюшка Риз? Подобно остальным, он прерывисто кланялся чуть не до самого пола. А отец даже не знал, куда поставить ноги в туфлях с пряжками. Ещё вчера Людвиг вместе с ним долго разучивал придворный шаг. И тут Людвиг увидел возле рояля скамейку и забрался на неё.
На противоположной стороне зала за круглым столом сидели монсеньор и молодая дама с высокомерным кукольным личиком. Рядом с ними у окна неподвижно застыл полковник дворцовой гвардии. Курфюрст азартно бросал кости, ибо триктрак был его любимой игрой. Наконец полковник кивнул, и отец прошипел в ухо мальчику:
— Начинай...
Людвиг взял первый аккорд, получившийся у него слишком гулким. Но он не стал поправляться, и следующие аккорды получились более звучными. Но он же должен был заглушить стук костей в стакане, который как раз переворачивала дама.
4