— Значит, больше ты не ведьмак?
— Забавно слышать сомнение в этом от человека, который говорит об инвалиде без рук.
— Извини…
— Нет, что ты. Две эти мелочи нисколько не мешали мне заниматься ведьмачьей работой. Мешало всё остальное. Но об этом не здесь и не сейчас.
— Я понимаю, почему многие хотят сойти с Пути, хотя ты первый, кого я вижу и правда сошедшим. Но я не могу понять, как можно отказаться от зрения? Это же главный инструмент и не только ведьмака.
— Может поэтому я и решил… Закрыть на него глаза?
Гюрза притих, и только еле-заметные морщины в уголках век выдали в нём какую-то эмоцию.
— Уф, ха-ха… Нет, прости, я притворяться не буду, твои шутки из десятого века.
— Ну, что поделать, я тоже не вчера родился. Терпи старика, раз заявилась в его дом, — Гюрза зацепил культями ленту, висящую на шее и натянул обратно на лицо. — Я не отказывался от глаз, Цири, видишь, они всё ещё при мне.
— Но ты ими не пользуешься на сцене. И на репетициях, соответственно, тоже. И при людях в деревнях наверняка?
— Верно.
— То есть, ты можешь видеть только наедине с собой и Призраками. Это мало, это почти отказ.
— Было бы от чего отказываться. Но не буду лукавить. Человек, нелюдь, мутант — кто угодно многое теряет без зрения. В каком-то смысле, мне многое и нужно было потерять. Или отдать. Чтобы начать с начала. С того начала, где я не ведьмак, и никогда им и не был.
— Звучит ритуально.
— Люблю ритуалы.
— Твои глаза испортились из-за этого? Они немного странные.
— Они всегда такими были. Впрочем, не совсем. Хм. Хочу ли я говорить об этом?
— Не надо, если не хочешь!
— А почему бы и нет. Это добрые воспоминания, как и все они. Я расскажу тебе об этом, а ты о том, как было всё на самом деле, идёт?
— Не знаю, о чём ты, но мне скрывать нечего!
— О Дикой Охоте. Когда-то я спать не мог, думая о ней. К сожалению, не в романтическом смысле. К счастью, в прошлой жизни.
— Идёт! Но без эротических подробностей с моей стороны.
— Ого, ладно. Кажется, Змеи ничего не знают, — Гюрза провёл по ленте обрубком. — Мои глаза подавали надежды после мутаций. На то, что они стерпят ещё несколько. Однажды такие смог пройти основатель Школы Змеи Ивар, но никто после. И я не стал исключением. А потом каждая попытка восстановления кончалась ещё большими ухудшениями. И меня оставили, чтобы не убить зрение, да и меня тоже, окончательно. Даже усадили под крыло одного слепого ведьмака, что научился видеть знаками. Варрит его звали. Да, вот настолько я стар.
— А мне это ни о чём не говорит.
— Может и к лучшему. Он с горем пополам обучил меня своему искусству, но я его не принял. Я был тогда в глупом, граничащем с идиотией ужасе от Варрита, от его идей и знаков, от того, что я должен пойти по этой дороге. Дороге отказа от, пускай и жалких, но сокровищ. И я сбежал от его покровительства, потому что он позволил. Потому что, вероятно, слишком разочаровался во мне. С тех пор всю ведьмачью жизнь я посвящал поиску лекарств, способов хоть немного подправить своё положение.
— Я поняла. Гюрза смог отпустить самое ценное, что было у того ведьмака.
Гюрза постучал друг об друга культями — похлопал.
— Все мы что-то отпустили, чтобы оказаться здесь, Цири. Отпустили свои прошлые жизни, чтобы быть Призраками. И здесь хорошо, ведь самое страшное осталось там, в момент смерти.
— Вы кажетесь потрясающим коллективом.
— Мы и есть.
Цири заулыбалась, Гюрза тоже. Чуть позже, посидев немного в тёплой, несмотря на ночной холод, тишине, Цири рассказала Гюрзе всё, что он хотел узнать. Немного, потому что его больше интересовала сторона Цири в вопросе Дикой Охоты. Её эмоции, реакции и мысли. Он задавал странные вопросы для незнакомца и ещё более странные для ведьмака. В конце концов, он не был ведьмаком.
…Мы проболтали всю ночь. Обо всём на свете, хотя всё на свете кружило вокруг Предназначения. Гюрза как-то сказал: «Мёртвые никому ничего не обязаны. Им ничего больше не предназначено. Они свободны». Призраки свободны. И я поняла, что и правда не видела существ свободнее. А ведь я послушала только одну историю — впереди ещё семь! Ну, когда Тварь научится говорить на всеобщем, конечно.
Знаешь, я не фанатка всех этих культур вокруг смерти, но мне нравится выбранная Призраками тематика. Чужая любовь заразительна. Я только утром поймала случайно несостыковку. Спросила, как бы они оправдались насчёт того, что настоящие фантомы, вообще-то, зациклены на прошлом?
Они разулыбались, а Риифа говорит (читать с тяжёлым нильфгаардским акцентом): «Так и мы зациклены. Я вот совсем помешалась: ни о чём думать не могу, кроме как о чёртовом драконе, который за пятки меня покусал. Декая, Виной, когда вы уже его голову доклеите?! Хочу её в представление!»
В общем, вчера мы с Гюрзой засиделись до рассвета. И мне так не хотелось уходить… А он будто мысли прочёл и говорит: «Да уж, Цири, я должен был сладко спать сегодня, а не трещать с тобой. Теперь у меня нет сил собираться в дорогу». Так я предложила свою помощь.
— Что с твоими руками, Цири? — спросил Гюрза, засыпая ногами костёр.
— Немного ранили. Железом.
— Всё нормально?
— Да, но посмотреть я не дам. Мои раны — мои.
— Твои, твои. Но от мази не отвертишься. Если, конечно, хочешь, чтобы я научил тебя крутиться на ленте.
— А можно лучше на палке стоять? На канате, как ты в середине представления!
Гюрза улыбнулся.
— Это называется лестница. Можно. Идём.
И Гюрза повёл Цири через сонное, сопящее и похрапывающее цартво. Они остановились у высокой повозки, нагруженной тканью, и Гюрза указал культёй на колесо. Цири вытащила из-под него сундук, к крышке которого прицеплена была цепочка, а на ней висел медальон. Точно такой, какой Цири видела на груди Лето.
— Ой! Это что…
— Т-с-с…
Гюрза кивнул виновато прикрывшей рот Цири. Открыл сундук — тот не был заперт, крышка держалась только на защёлках — и порылся, вытаскивая культями предметы по одному, пока не нашёл нужную баночку на самом дне. Цири засмотрелась на пару причудливых протезов, сложенных вдвое и кончавшихся не имитацией рук, а ножнами. Гюрза погрёб их во всём, что достал временно, и ногой опустил крышку. Протянул Цири мазь.
Светало, и в первой телеге кто-то начинал кряхтеть-просыпаться. Гюрза же откланялся и запрыгнул в свою. Тем же движением, что на сцене прыгал с земли на ленту.
Призраки не удивились новому, будто самоназначенному члену труппы и приняли предложение Цири помочь с удовольствием.
…Кроме Айаай: он немного меня боится. Так я помогала (скорее мешала) им вместо Гюрзы: разбирала с ними манеж, утрамбовывала всё по повозкам, кормила и красила коней… Да, караван ведут лошади-тоже-привидения, это для привлечения внимания!
И мы едем сейчас на Город Золотых Башен — там планируется следующее представление. Гюрза всё ещё спит где-то в залежах ткани и костюмов в соседнем возу. А Камур… Час уже прошёл, пока я писала тебе письмо, пап. Но Камур проиграл. Он упал на пятьдесят четвёртой минуте, и Риифа прямо сейчас ставит новый рекорд — ест грушу так громко, так навязчиво хлюпая — я не знала, что так можно есть груши! А Камур смеётся. Говорит, завтра точно простоит.
Приноси, говорит, Цири, завтра новых фруктов.
Комментарий к Часть 2, в которой труппа цирка немного вырастает
*Мабон - праздник осеннего равноденствия