Чувство беззащитности пронзило меня. Чувствуя слабость, я натянула мягкое одеяло до груди. Боги, я чувствовала...я чувствовала проблему своей кожей. Что подумает Айден, когда узнает? Он бы никогда не стал умолять как я - о, Боги, а вдруг, в действительности, с Айденом не все в порядке? Что, если Аполлон солгал?
Я начала сбрасывать одеяло, но остановилась. Нерешительность ударила меня. Что я собиралась делать? Куда я собиралась пойти, чтобы требовать ответы? Моя рука сжала одеяло, когда я подумала, что собираюсь испортить тяжелую работу Асклепия.
Я не могла двигаться.
Я застыла от...от чего? Страх. Отчаяние. Стыд. Замешательство. Беспокойство. Сто, или около того, эмоций нахлынули на меня как Ф-5 торнадо. Мое дыхание стало болезненно прерывистым. Давление появилось из ниоткуда, подавляя мою еще слабую грудь. Я чувствовала себя в миллион раз хуже, чем после Гатлинбурга.
Я не могла дышать.
Образы боя в кабинете Декана всплыли в моей памяти, как испорченный фотоальбом. Мои маневры, которые всегда опаздывали. Удары и выпады, которые ни разу не достигли цели. Как меня подняли и отбросили, будто я была ничем иным, как мешком риса. Сломанный позвоночник и потом все остальные кости, а затем нож...
Звук стука в дверь Айдена и Маркуса, отчаянно пытавшихся войти, преследовал меня. Так много воспоминаний о том, как Арес надирал мне задницу непрерывным натиском какая-не-впечатляющая-я-на самом-деле-была всплывали в памяти. Как я могла думать, что смогу противостоять Аресу? Никто из нас не мог.
И я умоляла о смерти.
Я не могла дышать.
Давление снова сдавило мою грудь, я сбросила одеяло и прижала руки к моей липкой коже. Я свалилась с кровати, падая на гранитный пол и прижалась к нему лбом. Прохладный пол, казалось, помогал, как в ночь, когда я прекратила принимать напиток.
Я не знала, сколько я оставалась в этом положении - минуты или часы - но у пола была эта чудесная способность. Глубоко внутри костей я чувствовала измождение, которое может чувствовать воин в конце финальной битвы, готовый слиться со своим мечом и исчезнуть в вечности.
Где-то в комнате открылась дверь, скрежеща по мрамору. Я не подняла головы, ни попыталась сесть, я знала как я выгляжу для того, кто смотрел на меня - как собака, забившаяся в угол. Это была я.
-
Лекси?
Мое сердце остановилось.
-
Лекси? О, мой Бог, детка.
Я снова застыла, слишком боясь посмотреть и обнаружить, что голос, на самом деле, принадлежит не моей маме, что это какая-то запутанная иллюзия. Другой вид давления ударил меня в грудь. Росла хрупкая надежда.
Теплые руки мягко заключили меня в до боли знакомые объятья. Прерывисто вздыхая, я уловила ее запах - ее запах. Ваниль.
Подняв голову, я посмотрела сквозь пряди волос и перестала дышать, и потеряла способность сформировать связную мысль.
-
Мама?
Она улыбнулась, скользя руками по моим щекам. Это была она - овал лица, кожа чуть темнее моей, губы расплылись в улыбке и светло-зеленые глаза. Она смотрела на меня так, как смотрела в последний раз в Майами, перед нападением даймона, изменившим ее в жаждущего эфир монстра, до тех пор, как я убила ее.
Я сжалась, не могла дышать, не могла думать, не могла ничего видеть, кроме нее.
-
Детка это я, это, правда, я.
Ее голос был таким, каким я его помнила - мягким и мелодичным. - Я здесь.
Я смотрела на нее, пока ее красивое лицо не начало расплываться. Часть меня не могла принять это - этот подарок - потому, что если это было нереально, это было слишком жестоко. Духи, охраняющие врата в Подземный мир уже одурачили меня.
Но ее руки были теплыми, а глаза были полны слез. Она пахла как она и голос звучал как у нее. Даже темные волосы падали волнами на ее плечи, как раньше.
Она опустилась на колени и наклонилась вперед, она прижалась своим лбом к моему. ее голос сжимался от слез.
-
Ты помнишь, что я сказала тебе в ту ночь?
Я приложила все усилия, чтобы сказать.
-
Что ты любишь меня?
-
Да.
Она улыбалась со слезами.
-
Я сказала тебе, намеренно или нет, но ты особенная девочка.
О, Боги...
-
И ты сказала мне, что как твоя мать, я обязана была это сказать.
Она засмеялась и, казалось, у нее перехватило горло. - Даже я не знала, насколько особенной ты была.
Это была она - настоящая она.
С криком я обняла ее, чуть не сбив с ног. Мягко смеясь, она заключила меня в крепкие объятия - объятия, по которым я скучала и в которых нуждалась так долго. Это были лучшие ее объятия.
Она крепко сжала меня и я прижалась к ней, она гладила мои волосы. Комок стоял в горле и слезы хлынули из глаз. Эмоции наполнили мою грудь, я почувствовала, что сердце сейчас взорвется. Я долго ждала этого момента и никогда не хотела ее отпускать.
-
Как это возможно?
Мой голос был хриплым и приглушенным.
-
Я не понимаю.
-
Аполлон решил, что это будет хорошо для тебя после случившегося.
Она слегка отодвинулась. Слезы блестели в ее глазах и я ненавидела это.
-
Он попросил Аида об одолжении.
У Аполлона в распоряжении, должно быть, много благосклонностей.
-
Я так скучала по тебе.
Она положила руку мне на щеку и улыбнулась.
-
И я так хотела быть с тобой, когда ты потеряла Калеба и встретилась с Советом. Я хотела этого больше всего на свете.
Раскаленный комок заполнил мое горло.
-
Я знаю. Мам. Мне...Мне так жаль. Я -
-
Нет, детка, ты не должна извиняться за то, что случилось со мной. Здесь нет твоей вины.
Но это была моя вина. Конечно, я не превращала ее в даймона, но мы покинули безопасный Божественный
Остров из-за того, кем бы я стала. Она пожертвовала всем - своей жизнью - для меня, и я все же соединилась с Сетом после Пробуждения, провоцируя ужасные, катастрофические события по всему миру и Боги приняли ответные меры. Как же это не было моей виной?
-
Послушай меня, - сказала она, взяв меня за лицо и заставляя поднять взгляд.
-
То, что случилось со мной в Майами не твоя вина, Лекси. И ты все сделала правильно в Гатлинбурге. Ты дала мне покой.
Убив ее - мою мать.
Она поджала губы и затем прерывисто вздохнула.
-
Ты не должна винить себя. Это не твоя вина. И то, что случилось после Пробуждения не было тем, что ты могла контролировать. В конце концов ты разорвала связь. Это важно.
Ее слова были настолько искренними, я была почти уверена, но я не хотела провести все время, обсуждая все эти ужасные произошедшие события. После всего, что случилось, я просто хотела, чтобы она обнимала меня.
Подавить чувство вины было также, как снять слишком узкие брюки. Я могла дышать теперь, но следы на коже остались.
-
Ты счастлива? - спросила я, придвигаясь ближе.
Мама снова прижала меня ближе, положив подбородок мне на макушку, я закрыла глаза, почти сумев притвориться, что мы были дома и под моей щекой билось сердце.
-
Я скучала по тебе, и по другим вещам, но я счастлива.
Сделав паузу, она заправила мои волосы назад.
-
Это покой, Лекси. Тот, который стирает все негативное, и становится легче со всем примириться.
Я завидовала такому покою.
-
Я наблюдаю за тобой, когда могу, - сказала она целуя меня в макушку.
-
Не то, чтобы нам предлагали это делать, но когда могу я проверяю. Ты не хочешь рассказать мне об этом чистокровном?
Мои глаза выпучились и жар прилил к лицу.
-
Мам.
Она тихо рассмеялась.
-
Он так сильно заботится о тебе, Лекси.
-
Я знаю.
Мое сердце сжалось, я подняла голову. - Я люблю его.
Ее глаза загорелись.
-
Ты не представляешь, какой счастливой это делает меня, знать, что ты нашла любовь среди всей этой...
Трагедии, закончила я молча. Взяв ее за тонкие запястья, я посмотрела в окно. Тонкие ветки качались на ветру. Ярко-розовые цветы были раскрыты, их каплевидные лепестки были мокрыми от росы. Я смотрела на них достаточно долго прежде, чем заговорила.