Весь великій постъ не только-что плебеи-приказчики, но даже и патриціи-хозяева сидятъ дома. Развѣ въ воскресенье послѣ обѣда, хозяйскіе сынки пройдутъ часокъ по Невскому; о концертахъ съ живыми картинами и помышлять не смѣй, попробуй-ка попроситься, такъ родители прочтутъ такую рацею о суетѣ мірской, что и охота пройдетъ. Уйти куда-нибудь безъ спросу, ночью, тоже невозможно, того и гляди что тятенька вздумаетъ къ заутрени идти; ну, какъ къ тому времени не воротишься, бѣда да и только. Казалось-бы, при такихъ условіяхъ домосѣдной жизни, у молодыхъ людей должна-бы развиваться охота къ чтенію, но напротивъ все свое свободное время они употребляютъ на сонъ, да на игру съ молодцами въ горку, и то послѣднее дѣлается секретнымъ образомъ. Ежели кому-нибудь и вздумается почитать, достанетъ гдѣ-нибудь какой ни-на-есть романчикъ, такъ тятенька и начнетъ коситься: «Пустяками, ска; етъ, голову набиваешь, къ дѣлу рачительности имѣть не будешь, брось!» — ну, и приходится бросить. Еще въ иныхъ семействахъ получаются «Полицейскія вѣдомости», да «Сынъ Отечества», откуда и почерпается вся премудрость. А въ семействахъ, придерживающихся старой вѣры, такъ чтеніе каждой свѣтской книги считается грѣхомъ и отпаденіемъ отъ религіи. Дѣвицы еще читаютъ кой-что изъ переводныхъ романовъ, попадающихъ къ нимъ богъ-вѣсть какимъ путемъ, переписываютъ въ тетрадки чувствительные стихи, однако дѣлая это все днемъ, когда тятинька ихъ пребываетъ въ лавкахъ.
Ежели въ семействахъ этихъ и есть книги, такъ это пѣсенники, уличные листки, издаваемые со спекулятивною цѣлію и извѣстная всѣмъ «Битва русскихъ съ кабардинцами», къ стыду нашему выдержавшая двѣнадцать изданій. Не мало также ходитъ между молодежью по рукамъ тетрадокъ, съ никогда не бывшими въ печати стихотвореніями знаменитаго поэта-циника. Эти стихотворенія нескромны и площадны до невѣроятія, но не смотря на это, они читаются съ жадностію и даже затверживаются наизусть.
Что-же, спросите вы, дѣлаютъ жены апраксинцевъ?
Положительно объ этомъ сказать довольно трудно; разъ въ недѣлю, именно въ субботу, онѣ ходятъ въ баню и тамъ набираютъ новостей на цѣлую недѣлю, а дома въ сообществѣ нѣкоторыхъ кліентокъ пересуживаютъ и промываютъ эти новости до ниточки. Кліентки ихъ обыкновенно состоятъ изъ странницъ, нигдѣ впрочемъ кромѣ Петербурга не странствующихъ, и изъ какихъ-то темныхъ личностей женскаго пола, перепродающихъ и перекупающихъ что угодно, и вмѣстѣ съ тѣмъ занимающихся еще нѣкоторыми вольными художествами, какъ-то: сватовствомъ и повивальнымъ искусствомъ.
— «Что острѣе меча?» опросили въ древности одного мудреца.
— Языкъ злаго человѣка, отвѣтилъ онъ.
И не ошибся. Но ежели-бы онъ жилъ въ настоящее время, и именно въ Петербургѣ, то навѣрное-бы сказалъ:
— «Языкъ апраксинскихъ женъ и ихъ кліентокъ.»
И въ самомъ дѣлѣ, стоитъ только имъ заговорить о чемъ-нибудь, такъ пойдутъ такія сплетни, такъ промоютъ бока субъекта, о которомъ идетъ рѣчь, что тому не одинъ разъ икнется. Всѣ говорятъ, что чиновницы — страшныя сплетницы, но я скажу, что пальма первенства въ этомъ дѣлѣ принадлежитъ апраксинской женской половинѣ рода человѣческаго. Искусство это доведено у нихъ до высшей точки совершенства.
Сверхъ всего сказаннаго, каждая мать семейства ставитъ себѣ за непремѣнное правило отыскивать дочери жениха, а сыну невѣсту; ежели-же у ней нѣтъ своихъ дѣтей, то она, отнюдь не стѣсняясь этимъ, отыскиваетъ для другихъ. Есть даже такія женщины, у которыхъ при видѣ холостаго человѣка или дѣвушки на возрастѣ, какъ-то и сердце не на мѣстѣ, ихъ такъ и тянетъ связать ихъ узами гименея. Чего только не дѣлаетъ чадолюбивая мать для своихъ дѣвицъ: и засылаетъ своихъ кліентокъ о разузнаніи приданаго невѣсты, о нравственности и состояніи жениховъ, и даже именно для этаго дѣла ходитъ, какъ можно чаще, въ баню. Баня, — это нѣкотораго рода клубъ для апраксинскихъ женъ. Узнаютъ онѣ тамъ о какой-нибудь безбрачной половинѣ и начинаютъ переговоры чрезъ своихъ кліентокъ.
Впрочемъ всѣ эти кліентки, состоящія, какъ я уже сказалъ, изъ странницъ и темныхъ личностей, принимаются безъ вѣдома мужей. Застанетъ ихъ у себя въ домѣ глава семейства, такъ и по шеямъ спровадитъ.
— Что въ нихъ толку-то? говорятъ они — только опиваютъ, да объѣдаютъ. Вѣдь онѣ трутся тутъ для того, чтобы что-нибудь выманить: ужъ сдается мнѣ, что эта, мать Анфиса, у насъ ложку стянула.
— И что ты? мать Анфиса, — женщина такой святой жизни! Она мнѣ даже и ладонку изъ Новагорода отъ угодниковъ дала, отвѣчаетъ жена.
— Что ладонка… чего она стоитъ? Ложка-то въ сто разъ дороже.
— Полно, не грѣши!
— А я вотъ, что сдѣлаю: какъ она придетъ въ другой разъ, такъ я ее за хвостъ, да палкой, замѣчаетъ супругъ.
Его дражайшая половина соглашается съ нимъ, но все-таки принимать къ себѣ въ домъ Анфису будетъ. Она безъ нея со скуки умретъ; мать Анфиса для нея нѣчто въ родѣ живаго фельетона, откуда-же послѣ этого она будетъ получать новости, и кто принесетъ ей матеріалъ для сплетенъ, а онѣ для нея нужны, какъ для рыбы вода.
Первая недѣля великаго поста, на Апраксиномъ торговля не бойкая, обновы къ празднику покупать еще рано, развѣ говѣльщицы купятъ бѣлой кисеи на платье къ причастью; ежели-же придетъ какая-нибудь порядочная покупательница, такъ ужъ навѣрное попадья. Въ великой постъ онѣ народъ денежный, съ первыхъ-же недѣль начинаютъ оперяться и закупать себѣ обновы. Апраксинцы замѣчаютъ, что у попадьи рука легкая, купитъ съ почину, такъ весь день будетъ хорошая торговля; но ежели придетъ купить ея сожитель, то такъ и заколодитъ, хоть лавку запирай. И такъ, я сказалъ, что первыя недѣли великаго поста время не бойкое: молодцы подмѣриваютъ товаръ, приготовляются къ счету, хозяева сидятъ въ трактирахъ, да распиваютъ чаи съ медомъ или изюмомъ; впрочемъ, нѣкоторые, не боясь грѣха, пьютъ и съ сахаромъ, а хозяйскіе сынки стоятъ на порогахъ лавокъ, да отъ нечего дѣлать подтруниваютъ надъ сосѣдями-молодцами, да надъ проходящими.
— Вишь носъ-то какой у барина! тятенька вѣрно оглоблю дѣлалъ, окоротилъ, да ему на носъ своротилъ.
— Что-жъ, у Ванюшки, Брындахлыстовскаго молодца, длиннѣе….
— У того не носъ, а луковица.
— Который-то теперь часъ? поди-ка часа четыре есть! говоритъ хозяйскій сынокъ изъ современныхъ, то-есть завивающій по воскресеньямъ волосы и носящій клѣтчатыя брюки. Онъ вынимаетъ часы и смотритъ.
— Отцы мои! еще только три четверти третьяго. Три часа съ четвертью до запору осталось.
— Хоть-бы ты и на часы не смотрѣлъ, такъ я бы тебѣ напередъ сказалъ, что нѣтъ трехъ. Савва Саввичъ еще не проходилъ, а онъ постоянно проходитъ въ три часа, отвѣчаетъ ему фертикъ изъ сосѣдней лавки.
Но читателю, можетъ-быть покажется непонятнымъ, какое отношеніе имѣетъ Савва Саввичъ къ тремъ часамъ? Обстоятельство это мы сейчасъ постараемся объяснить.
На Апраксиномъ не нужно-бы и часовъ съ собою носить, время у нихъ можно узнавать по появленію въ рядахъ различныхъ личностей; личности эти проходятъ всегда въ извѣстное время. Прошелъ, напримѣръ, саячникъ Степанъ и прокричалъ: «угощу съ горячимъ», ну и знаютъ всѣ, что двѣнадцать часовъ; прошелъ первый разъ сбитеньщикъ, значитъ — часъ, прошелъ Савва Саввичъ, — три часа; кончится въ министерствахъ народнаго просвѣщенія и внутреннихъ дѣлъ присутствіе и потянутся домой черезъ ряды съ засаленными портфелями служители Ѳемиды, — четыре часа, и такъ далѣе.