- Эй, семья, я дома!
Я не видел, но слышал: оно играло с моей дочерью, ее смех эхом отражался по всему дому. Оно ужинало вместе со всеми, говорило моим голосом, смеялось моим смехом, но было во всем неуловимым образом лучше. Оно было мной, но таким правильным, таким идеальным я никогда не смог бы стать. То, что оно являлось Надиным таинственным воображаемым другом, не вызывало у меня сомнений. Но как воображение ребенка могло создать нечто реальное и как всё это стало возможно? Я всё еще верил, что с моей головой просто не всё в порядке, что работа свела меня с ума и теперь я не вполне ощущал собственное существование, как если бы стал жертвой берклианского кошмара.
Когда же эта тень вместе с моей женой вошла в гостиную, я юркнул под диван, сворачиваясь трубочкой, вжимаясь в пол, почти сливаясь с его поверхностью. Это существо вызывало во мне непреодолимый ужас одним только намеком на то, что я могу его увидеть. И я затаился.
Всю ночь из спальни доносились стоны Ириши. Но даже тогда я продолжал прятаться, сливаясь с мраком темных уголков дома. Мои шаги были аккуратны и бесшумны, движения плавны и легки.
Изо дня в день я следил за Иришей и Надей, пытаясь достучаться до них. Мне мешало присутствие самозванца, моего двойника, который вел себя как хозяин в моем же доме. Я скрывался от него под ковром, сливаясь с паркетом и пылью. Я тянул руки к дочери, но тут же уносился в ящик с ее игрушками, если слышал шаги в коридоре. Мне приходилось воровать еду из своего же холодильника и быстро всё съедать, чтобы существо из тени случайно не заметило меня.
Ночь позволяла мне более свободно перемещаться. Все ложились спать, и я незамеченный проникал в спальню. Мне хотелось увидеть, что творилось с Иришей. Стараясь не глядеть на того, кто лежал рядом с моей женой, я тонкой пленкой накрывал ее тело, просачиваясь внутрь нее, становясь одним целым с ее внутренностями и кровью. В ее голове я видел лишь отражение счастья и покоя, которые она испытывала. А еще любовь к этому существу, которое даже не было человеком.
Точно так же я проникал в Надю, слушая, как мерно бьется ее сердце, как ровно вздымается грудь, когда она дышит, как беспокойно бегают глаза под закрытыми веками и видят недоступные мне сны.
А потом я понял, что со мной происходило всё это время. Решение появилось само по себе и казалось логичным.
Я прошел на кухню и пустил газ из всех конфорок. Захватил коробок спичек, прошел в спальню и стал ждать, уткнувшись спиной в стену, наблюдая за спящими в постели. Никакие чувства не волновали меня, ничто не могло вызвать во мне ни малейшей эмоции, потому что я очень сильно устал.
Когда запах газа можно было ощутить по всей квартире, я бросил последний взгляд на Иришу и мысленно послал ей воздушный поцелуй. Затем зашел на кухню, сделал глубокий вдох, подумал о том, что моя настоящая семья осталась где-то далеко, совсем в другом месте или реальности, и чиркнул спичкой.
Взрыв вынес меня из квартиры. Мое тело падало вниз из окна, стремительно пролетая этажи. Падение никак не отразилось на восприятии. Мои волосы горели, одежда горела, но я не чувствовал ничего. Я поднял взгляд и увидел, что существо, неотличимое от меня, стоит в окне спальни. Пламя рвалось наружу и пожирало мой дом. Оно стояло и смотрело на меня; в его глазах, которых я не видел, наверняка можно было найти лишь пустоту, из которой оно и пришло, которой оно являлось.
Вскоре истошные вопли заполнили всё вокруг. Среди этих криков мне чудились голоса Ириши и Нади, но я стремительно уходил прочь от пожара, прочь во мрак ночи к моему настоящему дому, затерянному где-то в ином месте, измерении или мироздании. Я верил, что там я найду и наконец-то вернусь к семье, частью которой всегда был и о которой мог теперь позаботиться так, как они того заслуживают.
"Прогулка в стиле шестидесятых" Денис Ватутин, рассказ
Suum cuique
(Каждому - своё (лат.))
Бог знает, давно ли я это повторяю,
и мне не легко, ведь было время, когда всё шло само собой,
и, только задень плечом невидимый угол,
попадёшь неожиданно в тот мир...
Х. Кортасар
«Раз!» - Стук каблуков по тротуару рождает новый ритм.
«Два!» - Лёгкое головокружение от апрельского солнца и марки LSD.
На счёт «Три» загорается зелёный свет, и перламутровые автомобили цвета морской волны замирают, как вкопанные.
Мы изменили себе, мы перестали быть ипохондриками, но до сих пор называем себя так скорее по привычке, нежели из духа противоречия.