— Ну что же, вы, Мария? Заходите, не стесняйтесь.
Тогда Молли собрала в кулак остатки мужества и вошла.
Новое помещение было гораздо меньше и уютнее холла. Здесь, кроме расставленных тут и там трёхзубых шандал с горящими свечами, вовсю пылал камин, и Молли вдруг поняла, что успела сильно замёрзнуть. Единственное окно плотно занавешивали тяжёлые шторы, каменный пол укрывал ковёр с таким высоким ворсом, что ноги утопали в нём, как в неглубоком ручье. У камина стояли два кресла, больше похожие на троны, между ними расположился низкий столик, сервированный для чаепития, а на каминную полку небрежно опирался высокий черноволосый незнакомец.
— Не стесняйтесь, — повторил он, делая приглашающий жест. Молли потупилась, неосознанно разгладила юбку своего простенького домашнего платья и подошла к креслам.
— Присаживайтесь.
Она покорно опустилась на краешек, удивляясь собственному смущению. Словно девчонка перед школьным директором, а не взрослая тридцатилетняя женщина перед… Кем?
— Моё имя Дин, — словно подслушав её мысли представился незнакомец. — Будете чай?
— Да, пожалуйста, — Молли заставила себя посмотреть на собеседника, а не на собственные нервно сплетённые пальцы. — Без молока и сахара.
— Как вам угодно.
Наблюдая, как Дин разливает янтарный чай в полупрозрачные фарфоровые чашки, Молли думала, что никогда в жизни не видела мужчину красивее. Не столько из-за правильности и твёрдости черт лица или стройной фигуры, подчёркивавшей атлетическое сложение, сколько из-за окутывавшей его ауры силы и властности. В нём чувствовалась порода, и Молли была уверена: будь он одет не в тёмно-синий сюртук с серебряными позументами, а в распоследние лохмотья, то и тогда выглядел бы по-королевски. Тут Дин поднял на неё глубокий, как звёздная бездна, взгляд — и Молли потупилась, чувствуя заливающий щёки густой румянец. В попытке отвлечься и успокоиться она потянулась за своей чашкой, а Дин, словно не желая смущать гостью ещё больше, отошёл обратно к камину.
— Вы необыкновенная женщина, Мария, — начал он, поправляя кочергой горящие поленья. — Я давно наблюдаю за вами…
Чашка в руках Молли испуганно звякнула о блюдце: «Наблюдает?»
— …уж простите мне это неподобающее поведение, единственное оправдание которому — моя очарованность вами.
Чтобы не пролить на себя чай, Молли поспешно поставила чашку обратно.
— И я крайне возмущён тем, что ваш супруг настолько пренебрежительно относится к подаренному ему судьбой сокровищу.
Недоверие кольнуло Молли острой иголкой. Сокровище? Она?
— Ради него вы отказались от карьеры — а ведь были лучшей на факультете.
Да, верно. Даже такой брюзга и придира, как профессор Нейп, однажды пробурчал, что мисс Блад — единственная на потоке, кто имеет право называться выпускником Беркли.
— Вы отдали всю себя поддержке карьеры вашего супруга, и именно благодаря этому его дела так быстро пошли в гору. Но сказал ли он вам хотя бы простое «спасибо»?
Нет, конечно. Фил вообще редко её благодарил.
— А заботы о доме? Каждый день вы тратите столько сил, чтобы содержать его в идеальном порядке, только замечает ли это ваш муж?
Уголки губ Молли дёрнулись вниз в горькой усмешке. Она давно подозревала, что Фил мог бы жить и в свинарнике, не испытывая при этом ни малейшего дискомфорта.
— А ваши руки? — Дин вдруг оказался возле кресла и изящно опустился перед опешившей Молли на одно колено. — Ваши бедные руки, — он мягко взял в ладони её пальцы, — достойные только нежности и заботы, но никак не кислот и щелочей? Как он мог не замечать, во что они превратились ради него? Как он вообще мог предпочесть вам другую?
Молли казалось, она вот-вот упадёт в обморок. От озвучивающих её собственные мысли речей и ласкового взгляда, от крепкого и бережного пожатия рук сознание плыло, а сердце колотилось где-то в горле, мешая не то что говорить — дышать.
— Так скажите же мне, Мария, — голос Дина сделался ниже, и Молли затрепетала бабочкой на булавке, — должен ли жить такой бездушный и жестокий человек, как ваш муж?
И тогда она словно со стороны услышала свой хриплый ответ: