— Позвольте, но…
— Только при известном минимуме политических свобод целесообразна и продуктивна пропаганда экономических идеалов. Пока их нет, одни лишь бомбы и пули могут заставить правительство дать обществу эти свободы.
— Это программа вашей фракции?
— Нет, это мои личные убеждения.
— И эти убеждения вы неоднократно пересказывали своим товарищам по университету?
— Некоторым из них, господин прокурор.
— Склоняя их тем самым к участию в покушении на государя?
— Все участники покушения, насколько мне известно, пришли к убеждению о необходимости террора самостоятельно. Путем зрелого и продолжительного размышления.
— Но вы же не станете отрицать, Ульянов, что разговаривая о терроре с вашими однокурсниками, вы оказывали на них определенное влияние?
— Влияние это было ничтожно.
— Но оно могло ускорить намерения этих лиц вступить в террористическую фракцию?
— Очень незначительно. Я повторяю: все участники покушения действовали вполне сознательно и убежденно.
— Александр Ильич, мне хотелось бы немного поговорить с вами насчет Андреюшкина. Не возражаете?
— Отчего же? Пожалуйста.
— Скажите, динамит вы изготовляли только из азотной кислоты?
— Да, только из азотной.
— А сама кислота? Где она была приготовлена?
— В каком смысле — где?
— Ну, скажем, в черте города или в дачной местности?
— Вся кислота была приготовлена в городе. А какое это имеет значение?
— Александр Ильич, мы же условились с вами, что вопросы задаю только я!
— Условились.
— Ну вот и прекрасно… Значит, вся кислота была сделана в городе…
— Да, в городе.
— А не скажете ли точнее — где именно в городе? По какому адресу?
— Мне бы не хотелось…
— …говорить, что кислота производилась на квартире у Андреюшкина, так, что ли, Александр Ильич?
— Ну, не совсем так…
— И под вашим руководством и по вашим рецептам?
— Вся партия азотной кислоты, изготовленная на квартире Андреюшкина, оказалась слабой. Нитроглицерин из нее приготовлять было нельзя, и ее пришлось уничтожить.
— Каким способом?
— Мы вылили ее в Неву.
— Александр Ильич, а ведь вы нас путаете. Нехорошо-с… В Неву была вылита та часть кислоты, которую приготовляли у вас на квартире, а не у Андреюшкина. Та самая часть, которую привез из Вильно Канчер. Припоминаете?
— Вполне вероятно. Сейчас я уже не могу точно утверждать, какую именно часть кислоты пришлось уничтожить.
— Теперь относительно динамита, Ульянов… У кого на квартире вы делали его?
— Вы же знаете об этом, господин прокурор, со слов Канчера.
— А сейчас хотелось бы узнать с ваших слов.
— Извольте. Белый динамит приготовлялся мною.
— В Парголове?
— Да, в Парголове.
— Когда?
— В феврале.
— А точнее?
— В первой половине февраля.
— Так, дальше.
— Смелее, смелее.
— Почему же замолчали, Ульянов? Вы, наверное, хотите сказать, что динамит вы готовили в доме акушерки Ананьиной?
— Я давал уроки сыну госпожи Ананьиной.
— И одновременно?..
— В первых числах февраля я попросил Михаила Новорусского найти мне урок.
— Новорусский был вашим другом?
— Нет, просто знакомый.
— Он учился в университете?
— Нет, Новорусский был кандидат Духовной академии. Вы это прекрасно знаете сами.
— Продолжайте, Ульянов… Ананьина знала о ваших занятиях с динамитом?
— Новорусский договорился со своей тещей Ананьиной…
— Ульянов, отвечайте прямо на поставленный вопрос: Ананьина знала о том, что в ее доме делается динамит?
— Конечно, нет.
— А Новорусский?
— Тоже нет.
— Но ведь это он предложил вам поехать на дачу своей тещи?
— Нет, давать уроки в Парголове я вызвался сам.
— Между прочим, вина Новорусского от этого нисколько не уменьшится.
— И тем не менее я повторяю: идея поездки в Парголово принадлежит только мне.
— Александр Ильич, я понимаю: вы человек благородный, хотите полностью выгородить Новорусского и Ананьину…
— Они решительно ни в чем не виноваты.
— Но ведь вашу химическую лабораторию в Парголове доставил Новорусский, а?
— Он не мог знать, для чего она предназначается.
— А для чего она предназначалась?
— Мне необходимо было изготовить недостающую часть динамита. Очень незначительное количество.
— А почему вы решили изготовить динамит именно на даче? Почему вы не сделали это на одной из городских квартир?
— Вследствие неудобства городских квартир для изготовления динамита, господин ротмистр.
— Сколько дней вы пробыли в Парголове?
— Около пяти.
— Точнее?
— Точнее сказать не могу.
— Когда вы прибыли туда?
— Между десятым и двенадцатым февраля.
— Убыли?
— Числа четырнадцатого, пятнадцатого.
— Что же явилось причиной ваших столь непродолжительных занятий с сыном Ананьиной?
— Ананьина сделала мне выговор за мои химические занятия.
— Значит, она догадалась, что вы приготовляете динамит?
— Нет, она высказалась в том смысле, что я больше времени уделяю химии, чем ее сыну.
— Она подозревала, что ваши опыты незаконны?
— Да, она говорила мне об этом.
— И что же?
— После первого же разговора с Ананьиной я уехал.
— А ваши опыты?
— Цель моих опытов была достигнута. Динамит был уже готов.
— У вас не сложилось такого впечатления, Александр Ильич, что Ананьина или кто-нибудь из ее родственников принадлежат к революционной партии, о существовании которой вам, предположим, ничего не известно?
— Нет, у меня такого впечатления не сложилось.
— Ананьина вела когда-нибудь с вами разговоры о старой «Народной воле»? О Желябове, о Перовской, например?
— Нет, никогда.
— А Новорусский?
— Тоже не вел.
— А вы были знакомы с женой Новорусского?
— Я виделся с ней несколько раз.
— Где?
— В Петербурге.
— Как ее зовут?
— Лидия.
— Она родная дочь Ананьиной?
— Кажется, да.
— Скажите, Ульянов, до вашего приезда в Парголово Ананьина жила на своей даче?
— Этого я не знаю.
— Но ваша лаборатория была отправлена на дачу вместе с вещами Ананьиной?
— Да, вместе.
— Странное получается совпадение, не правда ли?
— Что вы имеете в виду?
— Кое-что любопытное…
— А именно?
— Слушайте меня внимательно, Ульянов. До того дня, пока вам не понадобилось сделать недостающую часть динамита, Ананьина на даче не жила. Потом она перевозит в Парголово свои вещи вместе с вашей лабораторией…
— Это случайное совпадение.
— Дальше. Ананьина заявляет вам, что вы не устраиваете ее как репетитор ее сына только после того, как изготовление динамита закончено, но никак не раньше этого.
— Это тоже случайно, господин прокурор.
— Александр Ильич, а если честно, а?.. Через Ананьину и Новорусского вы держали связь с Исполнительным Комитетом… Ведь правильно?
— Господин ротмистр, ваш вопрос не только не серьезный, но и просто смешной.
— Ах, Александр Ильич, нам с прокурором вовсе не до смеха!
— Ульянов, как звали сына Ананьиной?
— Николай.
— Сколько раз вы занимались с ним?
— Один или два.
— И Ананьина только на пятый день высказала вам свое неудовольствие как педагогу?
— Да, только на пятый.
— А вы не находите это странным?
— Нет, не нахожу.