Лютов и Котляревский тогда ничего не добились. Успокоить царя, дать точный ответ, что повторного покушения не будет, они не смогли. Господин Неклюдов, уяснив это поражение предварительного следствия, пытается пойти по другому пути. Он хочет нарисовать перед судом более широкую картину заговора, выявить его истоки и корни, дать, так сказать, анализ причин возникновения самого факта террористической угрозы.
Ну что ж, это хорошая зацепка для того, чтобы на суде перевести разговор с мелких и частных технических деталей выполнения покушения на общественные мотивы цареубийства. На этом пути господина Неклюдова следует поддержать. Это будет лишним доказательством социального, а не уголовного направления их организации.
Итак, действительно, с чего все начиналось? Каковы были фактические причины рождения фракции?.. Надо обязательно вспомнить все подробности, чтобы показать на суде, что идеи покушения были не придуманы, а рождены самой жизнью, что взяться за бомбы их вынудило само правительство и те невыносимые условия общественной русской жизни, которые создало это правительство.
Саша отодвинул папку с делом, прислонился затылком к холодной каменной стене, закрыл глаза. В памяти замелькали разрозненные картины событий того дня, 17 ноября, на Волновом кладбище. Он отчетливо увидел серую шеренгу городовых и полицейских перед решеткой кладбища, взмыленные морды казачьих лошадей, сочувственные лица в толпе горожан и, наконец, тех, кем были вызваны все эти события — большую группу студентов и слушательниц Высших женских курсов, пришедших на Волково кладбище, чтобы отслужить панихиду в память о двадцатипятилетии со дня смерти Добролюбова…
Нет, господин обер-прокурор, пожалуй, истоки и корни начинаются еще не здесь, а гораздо раньше. Несмотря на всю вашу проницательность и опытность в подобных делах, вы не знаете и не можете знать истинных причин возникновения революционных настроений в среде петербургского студенчества. Вряд ли вашему чиновничьему воображению доступна картина, а тем более широкая, рождения чувства социального протеста в образованной части русского общества, в ее наиболее критически мыслящих кругах…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Высокий, гулкий зал. Мраморная колоннада. Фронтоны. Портики. Фигурные окна. Лепные карнизы. Сводчатые потолки. Люстры. Бра. Барельефы. Настенные росписи, изображающие равенство всех перед судом, а суда — перед законом.
Суд. Особое Присутствие Правительствующего Сената. Высшая судебная инстанция империи. Лучшая зала для правосудия в Санкт-Петербурге. Самое величественное помещение.
Античность. Готика. Классицизм. Торжество геометрии и искусства. Смешение стилей: сурового, мужественного — дорического, стройного, изящного — ионического, просветленного коринфского с элементами эллинизма.
И Справедливая Женщина с завязанными глазами — Фемида. Богиня правосудия. Стоит в высокой белой нише с чашами весов в руках. Кроткая, мудрая, женственная.
А по обеим сторонам кроткой богини — двое городовых. Судебные приставы. Усы — вразлет, бороды — настежь. Ремни, портупея. Густой завес крестов и медалей поперек мундиров.
Напротив — портрет. Два с половиной метра в ширину, восемь — в высоту. Парус, а не портрет.
И человек, изображенный на парусе во весь рост, не просто человек, а…
Мы, Александр Третий, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Грузинский, Царь Херсонеса Таврического, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский, Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Карельский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский и иные низовские земли Повелитель; Кабардинские земли и Армянские области Обладатель, Черкасских и иных Горских Князей Наследный Государь; Наследник Норвежский, Герцог Шлез-виг-Голштинский и Ольденбургский, и прочая, и прочая, и прочая…
Вот кто изображен во весь рост на двадцати квадратных метрах парусной холстины.
Александр Александрович Романов, по прозвищу «Мопс». Семейный человек. Отец пятерых детей. В любимом преображенском мундире. С лентой ордена Андрея Первозванного через плечо. В сапогах.
— …Подсудимый Ульянов, подойдите ближе к барьеру.
«Какие нелепые слова, — думал Саша, — мы, Александр Третий, обладатель и повелитель, царь польский, царь смоленский… Ведь это же абсурд, пустота, за этим ничего нет, никакого реального содержания!»
— …Ульянов, вы слышите меня?
Саша перевел взгляд на кресла сенаторов. Председатель суда первоприсутствующий сенатор Дейер, перегнувшись через стол и изломав золотое шитье мундира, вопросительно смотрел на странного подсудимого, который вот уже несколько минут пристально разглядывает портрет царя, не обращая никакого внимания на его, первоприсутствующего, вопросы.
Что же с ним происходит, с этим Ульяновым? Почему он так долго смотрит на царский портрет? Угрызения совести?.. Прекрасно. Значит, подсудимый в подавленном состоянии. А это всегда помогает правильно вести судебное заседание.
— Ульянов, вы слышите меня или я должен посылать вам свои вопросы в письменном виде с нарочным?
— Я слышу вас, господин сенатор.
— Подойдите ближе к барьеру.
Дейер сделал приглашающий жест рукой.
Саша шагнул вперед, твердо взглянул в публику. Все те же лица: генералы, чиновники, сановные дамы. Несколько физиономий неопределенного вида. И мама… В самом последнем ряду, с краю, возле прохода.
— Подсудимый Ульянов, — голос Дейера звучал под сводами высокого зала торжественно и строго, — вы признаете себя виновным по существу предъявленных вам обвинений?
Саша посмотрел в последний ряд. В маминых глазах — тоска, мука, мольба, надежда… Но чем он может облегчить ее горе сейчас? Чем может помочь ей, стоя один на один против этих расшитых золотом сенаторов — членов суда, этих словно нарочно подобранных мордастых сословных представителей? (Подсудимых вводили в зал судебного заседания для допроса по одному.)
— Ульянов, вы что, плохо слышите? У вас плохо со слухом?
— Я признаю себя виновным по существу предъявленных мне обвинений.
Черная наколка на белой маминой голове дрогнула и наклонилась.
Первоприсутствующий устроился поудобнее в кресле, переложил на столе перед собой бумаги с места па место.
— Вы были в Петербургском университете? — Голос Дейера звучал теперь уже менее строго и даже несколько снисходительно.
— Да, я был в Петербургском университете.
— Уже на четвертом курсе?
— На четвертом курсе.
— Несмотря на ваши молодые годы?
— Да, я был на четвертом курсе.
— Вы кончили курс в Симбирской гимназии?
— Да, в Симбирской гимназии.
— Ваши братья в настоящее время тоже обучаются в Симбирской гимназии?
— Да, они обучаются в той же гимназии.
— Имеете матушку?
Легкий шелест в публике — сановные дамы с любопытством лорнировали одиноко сидящую у входных дверей немолодую женщину в темном платье.
И вдруг Саша увидел, как черная наколка на белой маминой голове поднялась вверх. Мама смотрела на него сквозь шелестящий, любопытствующий, шушукающийся зал твердыми, ясными, добрыми глазами.
«Мужайся, мужайся, — прочитал он в ее взгляде, — будь самим собой, не думай сейчас ни о чем, кроме как о своем достоинстве и своих убеждениях».
Саша положил руки на барьер, стиснул пальцами деревянные перила и почувствовал, как все внутри у него мускулисто подбирается и сжимается в уверенную, надежную пружину.
— Да, у меня есть мать, — неожиданно громко даже для самого себя и почти вызывающе сказал он, и зал, и все члены суда, привлеченные этой необычной интонацией, с шумом повернулись теперь уже в его сторону. — Да, у меня есть мать, — продолжал Саша, — вдова действительного статского советника Ильи Николаевича Ульянова, бывшего директора народных училищ Симбирской губернии, Мария Александровна Ульянова.