Внук Трора немного вздрагивает, а Беорн только тяжко вздыхает и продолжает:
- Но я не советую тебе забывать, мастер гном, что золото это всего лишь металл, золото не утешит тебя в горький час, не протянет руку в час трудный, не позаботится о тебе, когда ты захвораешь, золото не полюбит тебя в ответ.
Беорн снова тяжко вздыхает и переводит взгляд с собеседника на огонь:
- Поверь мне, мастер гном, я знаю, что такое одиночество, долгое время я считал, что остался один такой на всём белом свете, и никому не пожелаю подобной доли, особенно тебе. У тебя есть семья и близкие друзья, подумай хорошо, прежде чем променяешь это на холодный блеск камня или драгоценностей.
Великан сидит рядом ещё некоторое время, но больше не заговаривает: Беорн сказал всё, что хотел, и большего от неизбалованного общением оборотня ждать не приходится. Торин и не ждёт. Он только думает о том, что у Трора тоже была семья - даже больше его нынешней! - дети, внуки, но колдовство камня совершенно очаровало деда, поработив его разум и заключив сердце. Торин вспоминает, и его собственное сердце, горячее и живое, глухо отзывается болью.
Внук Трора, сын Трайна, брат Фрерина и Дис, строгий дядя Фили и Кили - он потряхивает головой, уже привычно наблюдая перед лицом светлые пряди, и думается ему теперь, что слишком многое случилось в этом походе совершенно необыкновенным образом. Может, к Аркенстону тоже можно привыкнуть, как и к светлым волосам?..
========== Чёрт не брат ==========
Старая карта не подвела: Одинокая гора открыла тайный путь в назначенный день и час, после свиста дрозда и появления на небе луны и солнца одновременно. Ключ подошел, дверь распахнулась, и перед Компанией наконец забрезжил свет в конце тоннеля. Вернее, света не было, но тоннель очень даже был.
Общим решением отряд постановил никому на ночь глядя в гору не лезть, будь ты хоть трижды Взломщик мистер Бэггинс, хоть рвущийся побыть дома Балин, хоть непобедимый маг Гэндальф! Гномы, хоббит, оборотень и волшебник устраивались на ночлег, перекидывались нарочито бодрыми фразами, но обменивались одинаково настороженными взглядами. Ганна устроилась на самом пороге, заявив, что спать спокойно могут все. Недоверчивых или плохо слышащих в отряде не нашлось.
***
В самый глухой, волчий ночной час Ганна приоткрыла глаза - спали все, надо было не разбудить чуткого оборотня, лежащего ближе всех, да маленького чертёнка, который из раза в раз к утру обнаруживался под боком. Панночка усмехнулась, припомнив, как отреагировал на такое откровение Беорн: этот мистер Бэггинс подкатывается к невесте великана! Каждую ночь!
Тогда ей стоило больших трудов отстоять чертёнковы кудряшки. А сюртучок рванувшего от оборотня хоббита пришлось потом штопать - кустарник у Лихолесья больно цеплючий. Был, довольно улыбнулась Ганна. Беорн же перестал так страшно ревновать, только когда лично убедился (иначе говоря, татем в ночи расследовал!), что чертёнок Бильбо подкатывается к Ганне спиной, полностью одетым и исключительно в поисках тепла.
На следующее утро оборотень, помнится, даже извинился перед чуть не удравшим опять эсквайром: а вы попробуйте сохранить самообладание, когда оборотень в три ваших роста перехватывает вас за шиворот и поднимает на уровень глаз! К чести Взломщика стоит сказать, что великан был тут же искренне прощен, и хоббит даже попытался пожать ему руку. Ну, три пальца пожал, подумаешь, велика разница! Зато обеими руками!
И сейчас Ганна, ласково перехватив малютку-чертёнка, перекатила его от своего бока к удачно расположившемуся рядом круглому чертеняке - тоже большой и тёплый, чертёнок Бильбо проснуться не должен. Потом панночка бесшумно и плавно поднялась - ни камушек не шелохнулся под сапогом - блеснула широкой улыбкой и озорным взглядом в лунном свете, вдохнула поглубже свежий ночной воздух и шагнула во мрак подгорной тропы.
***
Бильбо проснулся от того, что коса Ганны как-то странно тянулась поперек её спины, пахла табаком и отливала, как он разглядел в лунном свете, рыжиной. Мистер Бэггинс проморгался, отбросил кошмарную мысль, что Ганна за ночь превратилась в Бомбура, и огляделся в поисках самой панночки. Не нашарив знакомую фигуру взглядом, Бильбо вскинулся, привстал, осмотрелся, заглянул за край площадки, а потом, озарённый жуткой догадкой, обернулся ко входу в тоннель.
Хоббит бесшумно подлетел к распахнутой каменной двери, вгляделся во мрак и обомлел - на высоте панночкиного роста малахитово светились её бусы. Мистер Бэггинс решительно надел волшебное кольцо и тоже шагнул под своды Одинокой горы.
========== Чертячья морда ==========
Красться за панночкой было мистеру Бэггинсу дико и крайне неуютно - они же друзья! - но её странное и необъяснимое исчезновение не оставляло ему выбора. Бильбо необходимо было убедиться, что с ней всё будет в порядке. И с Компанией тоже. Почтенный эсквайр встряхнул головой - нет, такую мысль даже допускать нельзя! Ганна не предатель!
Будто отзываясь на мысли о себе панночка вдруг затянула:
- Обломилась доска, подвела казака, искупался в воде ледяной…
Они отошли уже весьма далеко от лагеря, но пение было пока тихим: привлекать сюда кого бы то ни было из отряда Ганна явно не хотела. Впрочем, по мере приближения к сокровищнице - и дракону! - громкость возрастала. Бильбо уже ожидал струю пламени, призванную поджарить неосмотрительную панночку и хоббита, который не может бросить её тут вот просто так!
Но вместо этого до чуткого слуха Бильбо донеслось рокочущее:
- Откуда ты знаешь эту песню, девушка? - оранжево-золотой глаз на заслонившей выход морде, разглядывал, несомненно, Ганну.
***
Ганна ничуть не смутилась вопросу дракона: о том, что ящер страсть как любопытен да к тому же памятлив, её предупреждали. Собственно, на это и была вся надежда. По крайней мере песню он помнил.
- Да вот, ящурка красная, привет тебе от ящурки зелёной несу! - золотой глаз отпрянул, в глубине пещеры раздался недоверчивый рык, кажется, дракон прекрасно помнил и дивчину, от которой привет шел умереть не встать как далеко.
Пока Смауг Золотой, а на самом деле - красный, в замешательстве зарывался в золото по глаза, панночка прошла в сокровищницу, и мысленно поздравила его величество чертеняку: богатство у него под стать манерам, как у настоящего большого чертенячьего величества. Тем временем дракон отошел от потрясения:
- Тебя прислала Она?.. - рокочущий голос аж дрогнул на последнем слове, Бильбо, замерший в дверях и ничего не понимающий, но озадаченный сверх всякой меры, почувствовал, что вот сейчас он поражен.
- Так и есть, ящурка красная, Смаугом прозываемая! У-у! Зловредина! Дивчина там все глазья по нему проплакала, а он тут в золоте купаться изволит! - дракон весь подобрался и замер. Если бы у него были уши, он бы сейчас развернул их к панночке.
- Прямо проплакала?.. Ждала… Ждёт! - торжествующий рокот и триумфальный круг по пещере заставили и панночку, и хоббита зажать уши руками.
При этом колечко соскользнуло с пальца Бильбо, демонстрируя свой коварный характер. Хоббит подхватился поднимать украшение, но явно не успевал до того момента, как Смауг повернет огромную голову к нему… Вид на дракона внезапно загородил подол рубашки великанши, и Взломщик услышал тихое:
- Да быстрее, чертёнок, ты б хоть не показывался, раз увязался! Ящур змеюка всё ж, его раздражать ни к чему!.. - как раз в тот момент, когда мистер Взломщик исчезает из поля зрения, перед Ганной зависает голова дракона, и панночка продолжает, как ни в чем не бывало: - Ты вот, ящур огроменный, к дивчине своей, подруге сердешной, попасть можешь, только не просто так, за дело и услугу.
Смауг склонил огромную голову, прищурился, но возражать не стал, по всей видимости, эта “Она” была слишком дорога громадному огнедышащему дракону, чтобы рисковать расположением Её посланницы.