- Чер-ртеня-я-ки-и-и! А ну брысь отседова, вы нам жениха смущаете! - Беорн хмыкнул незлобиво и ничего не сказал. - Ящура помыть надо, а то грязюки на себя насобирал, - Смауг спрятал под крыло уже всю рогатую головку, окончательно смущаясь. - Как же мы его невесте предъявим?
Гномы согласно заворчали и разбрелись кто куда. Только по-прежнему до тревожного тихий и неулыбчивый Торин присел совсем близко, продолжая сжимать что-то в кармане, сквозь ткань накидки. Лишь когда сын Трайна смотрел на великаншу, взгляд его вновь казался ясным. Неподалеку от Дубощита пристроился и заинтересованно-озабоченный Бильбо: ему хотелось посмотреть на дракона, но не хотелось выпускать из виду какого-то почти неживого Торина.
Кроме Короля, Взломщика и панночки, возле бадьи не осталось никого - личное пространство уменьшенного Смауга уважал даже Беорн. И Смауг пришел к выводу, что такая форма проявления уважения и одобрения действий ему по душе. А вот теперь можно было всласть поплескаться!..
Найти подходящий водоем при его естественном размере представляло проблему, а если такой водоем все же находился, то купание Смауга Великолепного было похоже на плеск голубя в луже. Но сейчас репутация Ужаса и Пламени нисколько не пострадает, а поплавать можно вволю. К счастью, вода нагревалась от тепла его тела, так что плескаться было окончательно приятно.
Ганна тщательно намывала чешуйчатую голову, с остервенением чистила когти ящурки и мягко пыталась поймать гибкий хвост. После второй пенной плюхи, угодившей куда-то в ворот, дивчина уверилась, что ящур баловничает, и уронила мочалку прямо на рогатую голову. Растерявшийся Смауг стал тревожно оглядываться, попытался дыхнуть пламенем, но на полпути передумал и опять расчихался.
Ганна засмеялась и снова ополоснула красную ящурку, не преминув утереть ему мочалкой чувствительный нос. Смауг недовольно сверкнул золотым глазом, но больше пеной не бросался.
Уже после того как великанша вытащила мокрого дракона из лохани, она огляделась - выбирала место, куда бы можно было присесть, а то золото одно кругом! - и тихонько ахнула: его большое чертенячье величество что-то прямо сейчас переживал. Что-то многотрудное и сильное, как рассудила вглядевшаяся в него девушка. А ещё сидел на нормальном сером камне, который не сделает попытки из-под Ганны уползти, прикинула она и пристроилась со Смаугом на руках прямо вплотную к чертенячьему боку.
Торин даже не вздрогнул, только чуть подался к ней, а потом опять застыл. Панночка завернула зевающего дракона в полотенце и притянула к себе его величество чертеняку за плечи, свободной рукой поправляя светлые косы:
- Ну-ну, чертеняка Торин, чего ж ты так себя немилосердно накручивать-то пошел? - гном начал понемногу оживать, вздохнул глубже, заморгал. - Вот же, головушка твоя бедовая, - дивчина не удержалась и потрепала его по макушке, - твоё величество чертеняка, нет чтоб сразу сказать: тревожно, мол, Ганна, неладные дела в моём королевстве творятся. Я бы борща тебе приготовила али голубцов бы, ты б подкрепился, и уже полдела сделано!..
Негромкий мелодичный голос панночки тянул Торина вернуться, и Дубощит возвращался - сошедшиеся вокруг кармана пальцы разжимались, дыхание выравнивалось до попросту сонного, а глаза смыкались сами собой. На тот момент, когда Ганна замурлыкала колыбельную, сын Трайна уже крепко спал.
***
Часа через полтора, когда гномы и оборотень вернулись обратно, дракон благостно сопел, расположившись на коленях у панночки и свесив крылья, а Король - привалившись к её боку и свесив руки.
Теперь, после купания, видимые из-под полотенца части драконьего тела сияли и блестели, Смауг переливался невероятно рубиновым, живым, но в то же время драгоценным блеском, а у него на коготке тихо и умиротворенно сияло малахитовое колечко.
========== Не было печали, так черти накачали ==========
Будить Смауга, пусть и уменьшившегося, не хотел никто, но ещё меньше Компания хотела разбудить Торина. Однако когда дракон прозевался и закончил с потягиванием, это произошло само собой - первый же вопрос шипящего, тихонько рокочущего голоса заставил Дубощита вздрогнуть и распахнуть глаза:
- А где Сердце горы? Мне нужен Аркенстон.
Панночка прижала к себе крепче одновременно обоих: дракона, потянувшегося к Торину (а точнее - к его светящемуся карману), и гнома, недружелюбно дернувшегося в сторону Смауга.
- А ну-ка гэть! - панночка легко тряхнула того и другого. Строго посмотрела на гнома, перехватила удобнее дракончика. - Сначала разберёмся! Ящурка, почто тебе каменюка сдалась?
- Это свадебный подарок! - шипит, глазьми сверкает, будто напугать хочет. - Я отнесу его Хозяйке, и она меня простит! - а вот тут осерчалость падает, почти просит дракончик.
Ганна, покрепче прижав Торина к своему боку - да опять застывать начал! - вопрошает уже его:
- А тебе почто, большое чертенячье величество? Вона богатства сколько, в обществе положение, гора кручинистая, племяши разудалые, други верные, а каменюшка на что?
Дубощит хмурится всё больше с каждым приведенным Ганной фактом, но тем не менее отвечает:
- Этот камень - Сердце не только горы, но и всех гномьих королевств! Без него меня не признают королем другие кланы, - Торин задирает голову вверх, смотрит панночке в лицо и его настораживает несколько хитрый блеск в её глазах. Чуть менее напористо сын Трайна продолжает: - Аркенстон - это символ, его нельзя обменять или продать, за него нельзя торговаться, это Сердце горы и государства!
- Хорошо хоть не Короля, - усмехается Ганна. - Что нельзя продать али обменять, можно подарить!
Компания шумит, но внимание старается не привлекать. Племянники короля так вообще, кажется, дышать перестали.
Торин, уже набравший воздуха в грудь, чтобы как следует доказать, где и насколько сильно Ганна в этом высказывании не права, задирает голову опять и тем воздухом давится: панночка, не меняя интонацию и не переставая хитро блестеть глазами, подмигивает ему правым - тем, который дракону совсем-совсем не виден. Тем временем девушка продолжает:
- Ты ж большое величество, чертеняка, а дракон тебе гору освободил! - вопросительно изогнувшаяся бровь Торина заставляет панночку развить мысль: - И от себя тоже освободит! И сколько он злыдней пожёг, да то сосчитать десять лет не хватит! Вот и отблагодари ящурку по-своему, по-королевски!
Ганна подмигивает вновь, и Торин, прежде чем ответить, легко кивает, мол, полагаюсь на тебя:
- Только ради его невесты на такой шаг пойти и смогу, - заявляет Дубощит, ломаясь уже больше для виду. - И то, если попросит! Хорошо попросит!
Смауг шипит что-то очень тихо, по ощущениям - ругательства, но вздыхает, добавляет громче “чего не сделаешь ради любви” и заявляет во весь свой нынешний голос (тоже довольно громко):
- Я прошу тебя, Торин Дубощит, по-жа-луй-ста, - пока Смауг произносит по слогам, он даже зажмуривается от напряжения, видимо, первая просьба в его жизни. - Отдай мне Аркенстон! - ещё и непроизвольно молитвенно складывает лапки, но, спохватившись, расцепляет.
Торин кочевряжится ещё где-то полчаса - победа Смауга не будет лёгкой! - попутно выбив из покладистого (если не считать периодически вырывающееся шипение) дракона извинения за всё перед каждым присутствующим гномом лично, раз уж остального Торинова народа тут нет.
В конце концов, оба раздухарившихся собеседника приходят к полному удовлетворению, теперь надо сделать самое трудное: отдать камень. Торин спрыгивает с импровизированного сиденья, Ганна усаживает Смауга на пол перед ним, а сама приближается к его величеству чертеняке - проследить, чтобы сам каменюку отпустил.
Вся Компания напряженно следит за тем, как внук Трора тянется к карману, медленно достаёт звёздно сверкающий бриллиант, вытягивает руку в сторону подобравшегося Смауга, разжимает пальцы, обхватывавшие камень до побелевших костяшек… Дубощит застывает, ему надо только перевернуть руку ладонью вниз, но сил именно на это уже не хватает!..