— Даже если это и правда, ты не должен был этого говорить! — возмутилась она.
Итан рассмеялся:
— Какая же ты наивная!
— Я знаю, что наивная! Ты постоянно сбиваешь меня с толку!
И еще я хочу любить тебя, но не знаю как, с грустью подумала она. Увы, этому не бывать никогда!
— Я всегда был независимым, — задумчиво проговорил Итан. — Эгоистичный? Высокомерный? Пожалуй. Я не испытываю бурных эмоций. — Криво усмехнувшись и пожав плечами, он откинулся на спинку кресла и отпил глоток кофе. — Не люблю лгунов, презираю обманщиков... — Помолчав, он добавил: — Я вообще не очень люблю людей. Меня вполне устраивает мое общество, мои собственные мысли. Конечно, есть люди, к которым я был привязан, но никогда не влюблялся. Я с радостью помогу другу, но никому не позволю себе навязываться. И еще мне очень нравится заниматься с тобой любовью.
— Но ты не слишком огорчишься, если все кончится? — спросила она слабым голосом. — Не станешь умолять меня вернуться, если я уйду?
Глядя на ее прелестное лицо, такое взволнованное и такое печальное, он честно ответил:
— Нет, я не буду умолять. А ты, Дорис?
— Не думаю, что стала бы умолять кого-нибудь. — Но я буду скучать по тебе, подумала она. И мне будет больно думать о том, что было бы, если бы ты вернулся. — Для этого надо быть влюбленным, — проговорила она вслух.
— А ты не влюблена в меня, ты это хочешь сказать? — спросил Итан лукаво.
— Нет. Но я нахожу тебя очень привлекательным, ты заставляешь меня сходить с ума от желания. Когда ты дотрагиваешься до меня, я плавлюсь, как воск. Но ведь это не любовь?
Итан опустил глаза и поставил кружку на стол.
— Ты хочешь, чтобы я ушел?
— Нет, — ответила Дорис, чувствуя себя совершенно беспомощной, — но я хотела бы понять, как в тебя влюбиться. И как заставить тебя полюбить меня.
— И тогда все было бы хорошо?
Со смущенной, милой улыбкой она покачала головой.
— Не знаю... Может быть, я хочу слишком многого.
— Это лучше, чем хотеть слишком мало.
Глядя в его непроницаемые глаза, выражение которых было невозможно определить, она почувствовала, как в ней вновь начинает разгораться желание. Этот вечный неутолимый голод.
— Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью, Итан.
Его глаза потемнели и заблестели. Горько улыбнувшись, он спросил:
— Потому, что от меня тоже есть какая-то польза?
— Нет, потому что... это все, что у нас есть.
Резко поднявшись, она отвернулась от него.
Итан вскочил, повернул ее лицом к себе и сжал в объятиях. В своих чудесных, крепких объятиях.
3
— Прямо здесь? Сейчас? Ты хочешь, чтобы я взял тебя на полу в кухне? — грубо спросил Итан.
Он выглядел таким агрессивно сексуальным, таким чужим, что Дорис испугалась. Она покачала головой и поглядела на него умоляющими глазами. Но, не обращая внимания на ее протест, он положил ее на холодные плитки пола и придавил тяжестью своего тела. Потом расстегнул ей рубашку, перехватив ее руки, когда она попыталась помешать ему, и обнажил грудь.
— Итан, не надо!
Наклонившись, он поцеловал ее в губы, и она ответила ему. Возбужденная, разгоряченная и одновременно пристыженная, Дорис целовала его и прижимала к себе, позволяя делать с собой все, что ему захочется. Он действовал руками, губами, языком, чтобы еще сильнее распалить ее. И когда она уже всхлипывала от неутоленного желания, Итан по-своему наказал ее за самонадеянность. Лежа на ней, опираясь на локти, он пригладил ее темные, вьющиеся волосы, веером разметавшиеся по каменным плитам пола, и, глядя ей в раскрасневшееся лицо, спросил ровным голосом:
— Хочешь, чтобы я извинился?
Дорис слабо качнула головой.
— Нет. Так я и думал, — подтвердил он, — потому что мы оба этого хотели. Я возбуждаю тебя, а ты — меня. Именно это и бросается в глаза на твоих фотографиях, Дорис, — твоя чувственность, твоя сексуальность. Твое тайное «я», которое ты не выпускаешь на свободу, потому что оно пугает тебя. Ты боишься не меня, Дорис. Тебе страшно дать волю своим чувствам, потому что они могут поглотить тебя целиком.
Она протестующе замахала рукой.
— У тебя ложное впечатление обо мне!
Но Итан пропустил ее замечание мимо ушей и продолжал менторским тоном:
— Ты, словно в темнице, держишь и зорко охраняешь внутри себя восхитительное, свободное естество, но оно рвется наружу. Ты ведь не можешь безоглядно наслаждаться любовью, правда? Потому что какая-то часть тебя ощущает вину, стыд, вот почему ты говоришь, что «этого мало». Расслабься, Дорис. Позволь себе безрассудно отдаться наслаждению. Мало кому дано испытывать такие ощущения. Не бойся их. Расскажи о них всему миру.
— Но ведь ты этого не делаешь.
— Но я и не подавляю своих желаний. И не стараюсь их оправдать.
— Потому что ты — мужчина. Мужчине простительно так себя вести, а женщина должна заботиться о своей репутации.
— Ерунда. Я же не призываю тебя спать с каждым встречным. Я лишь хочу, чтобы ты наслаждалась тем, что имеешь. И перестала чувствовать себя виноватой и стыдиться того, что испытываешь желание и получаешь удовольствие, старое, как мир.
— С тобой.
— Да. Со мной.
До поры до времени, усмехнулась про себя Дорис.
— Ты такой бесчувственный! — воскликнула она. — Неужели ты совсем ничего не испытываешь ко мне?!
— Испытываю — желание.
И тут, совершенно неожиданно, Итан расслабился. Весь его гнев прошел. Он улыбнулся — весело, дружелюбно. Дорис еще никогда не видела его таким.
Я могла бы полюбить его, подумала она. Могла бы. Если бы он разделил с ней свои чувства и мысли. Но Итану этого не нужно. А она... Она ведь боится полюбить его, не так ли? Потому что этому мужчине не дано ответить на ее любовь. Сильный, сложный, утонченный, с изысканным вкусом. Холодный. Такой человек никогда не сможет принадлежать ей.
— Твои родители умерли, когда ты была совсем маленькой?
Не понимая, к чему он клонит, Дорис кивнула.
— Так же, как и родители Моники. И тебя вырастила тетя?
— Да.
— Она была религиозной?
— Религиозной? Нет, не особенно.
— Старая дева?
— Какое это имеет значение?
— Тетя воспитывала тебя в строгих правилах? Ответь, Дорис.
Отвернувшись от него, она уставилась в стену.
— Да.
— Тогда понятно, почему ты испытываешь чувство вины, — ведь все эти удовольствия не освящены браком. Скажи, а отношения с первым любовником тоже казались тебе греховными?
— Нет, — сквозь зубы ответила она.
— Потому, что ты была влюблена в него? — поинтересовался Итан, на этот раз более мягко.
Повернув к нему лицо, Дорис неохотно кивнула.
— Но ты не влюблена в меня, поэтому все проблемы послушной и воспитанной девушки вылезли наружу.
— У послушной маленькой девушки нет никаких проблем! У нее есть только...
А что у нее есть?
— Получать удовольствие от секса — не стыдно. Это не делает тебя распутной. А подавлять эмоции...
— Ничего я не подавляю! — резко оборвала она наставления Итана.
— Подавляешь. Отбрось свои тревоги, Дорис. Наслаждайся.
— Так, как это делаешь ты? Безо всяких чувств? Без симпатии?
— Не будь дурой.
Дурой? Не хочет же он сказать, что испытывает какие-то чувства к ней? Что она нравится ему? Вопросительно уставившись на Итана, она спросила с надеждой:
— Это правда? У тебя действительно есть ко мне какие-то чувства?
— Конечно. Не понимаю, почему мне ни разу не пришло в голову, что ты можешь быть ранимой, неуверенной в себе. На самом деле ты ведь такая?
— Только с тобой.
— На фотографиях и на экране ты выглядишь такой раскованной, манящей. В твоих глазах столько обещания. Да и в жизни ты кажешься земной, искушенной, словно тебе все известно про эти игры.