был неприлично большой - я в него и заходить не стал. Как одному прожить спокойно вечер и потом спать в громадном пустом особняке? Каждые полчаса бегаешь, как клоун, с фонариком в гостиную и спрашиваешь: «Кто тут?» Я прошел через заснеженный, пустой и скучный, как армейский плац, яблоневый сад, открыл другую калитку и оказался в маленьком деревенском дворике возле старющего домика. Но с собственными воротами и калиткой - третьей уже. Дворик был ограничен ветхим забором. Доски висели, поскрипывая, еле цепляясь за ржавые гвозди, через одну-две. Зато рядом - для опоры - была поленница дров, и я прихватил с собой охапку. Домик внутри был стылый и загаженный, но мне он нравился. Это был «мой» дом. Лара так и сказала - это дом Сереги, раз ему «там» нравится. В «конюшне».
Растопив печь, я сел за стол и, прихлебывая чай, стал слушать звук горящих дров. Взяв карандаш, я написал на бумажке - кажется, она была из-под селедки:
«Ты пришла ко мне прямо к ужину».
Дальше лезла рифма - «натужено». Рифма мне не нравилась, она была какая-то сортирная. Я стал мечтать о том, кто, собственно, пришла, да как выглядела, и тут в ворота кто-то постучал - довольно сильно - и даже толкнул их. Я пошел поглядеть, кого там черт принес.
За калиткой, возле ворот, стоял красавец - вороной, холеный и высоченный, каких я не видел, конь. Он был хорош. Просто королевский жеребец.
- Ух ты красава, ух ты сказка, - сказал я, протягивая руку, и гладя коня. Конь потряс шеей, укусил себя за грудь и тихо заржал. Мы постояли - я его гладил, а он рыл легонько снег правым копытом и потряхивал приятно пахнущей гривой.
-Хочешь хлеба с солью, - сказал я коню, - а что стучался-то? Ладно, жди.
Я вернулся в дом, отрезал щедрый ломоть хлеба. Конь опять стукнул пару раз в ворота, правда, теперь, потише.
- Да иду, иду - вот ведь, нахальный какой.
Я отворил калитку. Коня не было, а передо мной стоял мужик лет шестидесяти с лицом, исполненным мольбы:
- Парень, водки нет у тебя? Спаси, Христа ради, помру ведь.
- Ну пойдем, спасу.
Мы зашли в дом. Я налил полстакана водки и поставил его перед мужиком.
- Не могу, - сказал он, трясясь, - взять не могу.
Я взял стакан, обошел мужика сзади и поднес стакан к его рту. У мужика стала бешено трястись голова. Я зажал его голову левым локтем и влил водку между лязгающих челюстей - половина пролилась ему на грудь. Помолчали.
- Давно пьешь-то?
- Третья неделя пошла.
Мужику становилось полегче. Я налил еще, и он выпил уже самостоятельно.
- Давай, хоть, познакомимся. Я - Сергей.
- Игорь Мохов, - сказал мужик. И спросил: - Дачник что ли?
- Нет. Поработать приехал. На недельку.
В дверь кто-то поскребся.
- Это Шарик - блудня - гони его, попрошайку, - сказал Игорь.
Я приоткрыл дверь. Белый пес энергично махал хвостом и вежливо кланялся.
- Ну заходи, «блудня».
Пес зашел, улегся рядом со столом и принялся барабанить хвостом по полу. Я достал тушенку и кинул кусок мяса псу.
- Зачем ему мяса дал - не отвяжется теперь.
- Плевать. Значит, ты - Мохов. И много вас тут Моховых?
- Пол села. А другая половина - Костырины.
- Как же вы женитесь?
- Как - Моховы на Костыриных, а те на Моховых.
- И старое село?
- Лет триста есть.
- А продавщица в магазине - она из чьих?
- Верка-то? Верка - как раз Костырина.
- Красивая, но что-то грустная.
- А что веселиться с двумя детьми без мужика.
- Помер что ли?
- Дачу он строил банкирше. Тут, на берегу. Ну и ушел к ней насовсем. В город перебрался.
Проводив Игоря, я посмотрел на бумажку со стихом, и кинул ее в печь. Жизнь обещала быть интереснее, чем литература.
На следующий день я до обеда таскал доски из сарая на второй этаж, в спальню Олега и Лары, и упахался, как таджик. Особенно изматывало бесконечное подметание и подтирание - с досок сыпалась труха и опилки, а по полам Олега ходят босиком. К обеду - надоело.
Я никогда не смогу жить той правильной жизнью, которую предлагает Олег - вкалывать по десять часов в сутки, а потом нажираться вареной колбасы и весело пердеть, глядя «Камеди Клаб». А в это время на деревьях будут распускаться почки - без моего участия. Неравноценный обмен.
Я вернулся в свой старенький домик, сварил кофе и вышел посидеть с ним на крылечке. Было солнечно и тепло. С крыши лилось, а голубой воздух покачивался от пара. Из-за забора донеслись крики - мужской и женский голоса. Я подошел к забору и через «лакуну» стал наблюдать за происходящим. Мужчина и женщина бегали по огороду и громко спорили:
- Морковь, я тебе говорю, тут морковь, а там редиска!
- Не нужна мне там редиска! Сей, где хочешь свою редиску - там морковь!
Позади возвышался суровый каменный дом, рядом стоял «Ленд ровер».