А потом с разницей в сутки я потеряла бабушку и дедушку. Они воспитывали меня с четырёх лет — именно тогда от рака умерла мама. А отца я ни разу не видела. Не скажу, что сильно грустила из-за отсутствия родителей, ведь я никогда не знала другой жизни. Домик в селе, уставшие бабушка с дедом, строгое консервативное воспитание и бестолоковое ожидание ласкового слова — вот моё детство. Не самое плохое, надо сказать. Бывает и хуже.
Но я сломалась, когда потеряла родных. Уехала на неделю домой, разбиралась с имуществом, общалась с добрыми соседками. Им я безумно благодарна, взяли все хлопоты на себя, не лезли в душу, не обижались, когда я молчала и сухо отвечала на слова утешения.
Тогда я начала слушать группу Алекса Милошевича. Меня покорили грустные тексты его песен, их надрывное исполнение. Словно он тоже пережил боль утраты и каким-то чудом справился с душевной пустотой. Я скачала все альбомы на телефон, ехала в маршрутке и влюблялась в голос вокалиста. Казалось, что он один может понять меня.
В общежитии было пусто, в субботу многие студенты разъезжались по домам. Поставила чайник на плиту, уселась на грязный подоконник и наблюдала за бегающей по дереву белкой. Затылком почувствовала чьё-то присутствие, обернулась и встретилась взглядом с Димой. Мы месяц не общались, я ничего ему не сообщила. Но он по-любому волновался, потому что я всю неделю пропускала пары. В потемневшей синеве его глаз плескалось беспокойство.
Такой ерундой показались наши разногласия, игра в молчанку из-за обычного поцелуя. Я монотонным голосом сказала про потерю дедушки и бабушки, затем всхлипнула и заплакала, а Дима подбежал ко мне, крепко обнял, шептал без остановки: “Прости, Тин. Я теперь всегда буду рядом”.
И вот, здрасьте, прошло два года — и у нас появился новый повод для ссоры. Обидно, что Димка не хочет пойти со мной на концерт любимой группы, хотя до этого всегда разделял мои увлечения. И кино мы раз в неделю посещаем, и театры, и даже на оперу его затащила без особых усилий. Я уже и забыла, как это — идти на культурное мероприятие без лучшего друга.
— Да, я не понимаю, как можно втюриться в человека, с которым ты даже не общалась, — повышает голос Дима. — Живёшь в выдуманном мире, иллюзии и слепые мечты для тебя важнее реальности.
— Да, у меня богатое воображение, люблю фантазировать. Ничего хорошего в этой твоей реальности нет.
— Вот как, — хмыкает Дима.
— Я не тебя имела в виду, — мгновенно осознаю свою ошибку.
— Не важно, Тин. Хочешь идти на концерт — пожалуйста. Но только без меня. Могу я хоть один раз не потакать твоим прихотям?
Я глупо открываю и закрываю рот, не в состоянии чётко сформулировать мысль. Что-то неприятное копошится внутри, какая-то догадка, смешанная с обидой и удивлением. Неужели Дима прав? Я так погрязла в собственных желаниях, что не обращала внимание на его потребности? Везде тянула за собой, капризничала, позволяла “потакать своим прихотям”?
— Дим, я не подозревала…
— Потому что не думала, — жёстко отвечает друг. — Но я тоже виноват, всё надеялся на что-то. В общем, желаю тебе приятно провести время. И обязательно возьми автограф у любимого вокалиста, чтобы потом сутками напролёт любоваться несчастным клочком бумаги.
Он усмехается, открывает дверь, чтобы уйти. Оставляет меня одну накануне столь важного события! Гнев закипает в груди, я впиваюсь ногтями в ладонь и, не успев подумать как следует, кричу:
— Ну и вали! Без тебя даже лучше!
Дверь с грохотом захлопывается.
2
Просыпаюсь в ужасном настроении. Соседкам в шесть утра вздумалось волосы феном посушить, злая уборщица орёт дурниной, за окном бибикают машины. Всё против меня. Вечером я собираюсь идти на концерт, а вместо блаженного счастья чувствую лишь раздражение.
Даже мысль о встрече с Алексом почему-то не греет. Ну увижу я его на сцене — и что дальше? Если повезёт, возьму автограф, а потом всё равно возвращаться в общагу. Каждый день ходить в универ и видеть обиженного Димку. Упрашивать его о перемирии? Или проявить гордость? Как же сложно!