Такая поэзия всем не подходит.
«Да это — второе обличье депрессий!»
Согласен, не видя реакции — толку?
Нет образов, только поток, перемен бы!
Согласен, довольно обоченных мыслей,
Призывов бессмысленных, больно уж сил нет!
нужна ли тут дата, если об этом в последний раз?
2148
1
Мне дали право записать завещание — великое право! Последнее, что разрешено, в ином отношении я лишён даже права говорить с кем бы то ни было. Словно я преступник, смевший поднять руку на другого человека или машину, но ведь это не так! Имея единственный шанс перед своей казнью, я трачу запись завещания, чтобы рассказать всем, кто захочет услышать, всё, что со мной произошло за последние чёртовые дни. Прошу родных, а особенно тех, кто давно засматривался на моё имущество как коршун на неосторожную мышку, не гневаться уж больно сильно, тем более что всё, что я нажил, не упоминая иных лиц, отойдёт государству, которое, уж поверьте мне, в этот миг ненавижу более всего на белом свете, поэтому-то я страдаю не меньше вашего, а даже, может быть, и больше…
2
С детства, глядя на моих родителей, бывших физиками-экспериментаторами — теперь даже удивительно говорить о такой профессии, будущей сегодня мёртвой, — я мечтал быть таким же, как и они, — смелым на открытия, покоряя неискушённые сердца и улучшая жизнь каждого гражданина Земли, Луны и Марса. И хотя родители были не совсем удовлетворены моим решением, ибо ещё тогда физиков начали массово заменять машины, тем не менее я настоял и, в конце концов, поступил в школу с соответствующим уклоном.
Конечно, использование современных технологий там было заметно. Когда сочинения по русскому языку, примеры по математике, трудные формулы по химии решались искусственным интеллектом. Помню ещё споры государств относительно того, стоит ли человеку будущего оставлять бесплатное образование, если оно сегодня ему не нужно, — кто-то оставил, а кто-то убрал, обрекая своё население скатиться в тёмное средневековье. Не знаю, может, так будет правильно, раз всякие вычисления производит искусственный интеллект, но всё-таки как-то странно и необычно, что человек для машины стал аксессуаром, а не наоборот.
В общем, даже принимая нешуточное давления общества вокруг, я старался держаться собственного ума. Из-за этого страдал по оценкам, меня ругали, звали родителей к директору. Но в конечном счёте, всё же выиграл я, ведь на экзаменах, без «помощников», у меня был лучший результат, чем у остальных сверстников. Знаю, для вас это банальности, мол, «ты этим не станешь лучше или умнее нас!», но, заклинаю, выслушайте мою историю до конца, не торопитесь с поспешными выводами, как это делает сегодня машина.
Из тысячи двухсот учащихся школы в университеты пошло трое. Остальные — кто куда: смотрителями на производства — тоже, надо думать, умирающая профессия, жильцами в «общественные дома», единицы стали заниматься «высоким» творчеством, можно сказать, также жили удручающе и бедно.
Тяжело описать какого было моё удивление, когда на кафедре прикладной физики, единственной во всей стране, собралось едва пятьдесят человек. Все мы хлопали глазами, глядя друг на друга, не веря в то, что такая фундаментальная наука столь безразлична человечеству.
3
Очень скоро стало понятно, что учёба в университете деградировала ещё сильнее, чем в школе. Я думаю, всё гниение началось именно оттуда. Как бы то ни было, никто из стареньких преподавателей или роботов, их подменяющих, не стремился дать нам хоть сколько-то знаний. Доходило до абсурда:
— Откройте КПК и попросите искусственный интеллект помочь в решении задачи.
Нас учили пользоваться нейронной сетью! Поверьте, окажись вы в тех условиях, какой бы принципиальный не был характер, вы бы всё равно пользовались этими современными технологиями. Понимаешь: или будущее бедное, или — богатое.
Я выбрал второе. И был несчастен все года обучения. Я проклинал судьбу, негодовал, что мир устроен именно так, и что машины сегодня правят банкетом, а мы — лишь гости на торжестве «прогресса». Чем нас кормят такие повара, стало понятно, по крайней мере мне, позднее. Одно было видно сразу: практически не осталось стран, которые бы не вели войны друг с другом. Уже никто не скрывал, говорили прямо — это очень выгодно. А то, что эту выгоду получала маленькая когорта директоров фабрик по производству оружия — как-то замалчивали…
Народ на непрекращающиеся баталии реагировал спокойно. Да, поменялась руководящая власть, поползли вверх налоги — сменим флаги, потерпим, отыграемся потом, будет ещё праздник на нашей улице. А мне, например, было страшно слышать глухие выстрелы артиллерии, доносящиеся каким-то образом из-за звукового барьера, — но, видно, проблема утопающего в самом утопающем.