Слов нет, раз главком — единоличный начальник флота, с него первого и спрос за состояние флотских дел. Кстати, адмирал флота Владимир Куроедов не раз и не два публично заявлял, что ответственность с себя за случившееся не снимает. Он уже подавал рапорт об отставке, который так и не был принят президентом.
Однако не надо быть профессиональным юристом, чтобы понять простую истину: назвать виновников трагедии и определить степень вины каждого из них станет возможно лишь после того, как точно и однозначно будет дан ответ на вопрос: что же все-таки произошло с «Курском»? При этом по большому счету необходимо будет дать ответы и на более глобальные вопросы: кто виновен в обвальном сокращении корабельного состава? Кто виновен в потере нами первоклассных военно-морских баз на Черном и Балтийском морях, в обнищании офицеров и мичманов, в том, что моряки годами не выходят в океан? По чьему недомыслию или, наоборот, злому умыслу доведен до сегодняшнего плачевного состояния еще недавно один из величайших флотов в мире? Если уж спрашивать по-настоящему, так, может, все-таки начинать не с главкома?
Что касается его самого, то он честно служил Отечеству на восточных и западных морских рубежах. Имя его никогда не было запятнано какими бы то ни было махинациями и конъюнктурными поступками. Одно это, по нынешним временам, уже чего-то стоит! Невольно вспоминается фраза Владимира Куроедова во время нашего пребывания на «Регалии». Тогда, обращаясь к командующему Северным флотом, главком сказал:
— Что поделать, если на нашу долю пришло время всеобщего развала! Но времена не выбирают, надо работать!
А говоря о персональной ответственности главкома за потерю ракетного крейсера, уместно будет вспомнить нашу флотскую историю и провести некоторые аналогии.
Сегодня мало кто знает, что выдающийся отечественный адмирал-гидрограф XVIII века Алексей Нагаев, командуя кораблями, дважды терял их на камнях и в обоих случаях был оправдан судом. Уже будучи знаменитым полярным исследователем, потерял новейший линейный корабль Харитон Лаптев. В 1787 году, в бытность младшим флагманом Черноморского флота Федора Ушакова, весь флот едва не погиб во время первого же боевого выхода в море в шторм, надолго утратив свою боеспособность. И это в самом начале войны! При адмирале Михаиле Лазареве в Новороссийской бухте погиб от шторма одновременно целый отряд кораблей. При командовании вице-адмиралом Александром Колчаком Черноморским флотом в 1916 году прямо в бухте взорвался и перевернулся новейший линкор-дредноут «Императрица Мария». Однако это не помешало всем этим флотоводцам стать выдающимися деятелями своей эпохи и свершить немало славных дел на благо Отечества.
Но то, как говорится, «дела давно минувших дней», а вот примеры из нашего недавнего прошлого.
Когда Главнокомандующим ВМФ был адмирал флота Советского Союза Н. Кузнецов, в Севастополе взорвался и погиб, унеся более шести сотен жизней, линкор «Новороссийск». За это Кузнецова, как известно, отправили в отставку. Однако и сегодня все без исключения военные моряки считают такое наказание незаслуженным и воспринимают его как оскорбление, нанесенное всему ВМФ. К слову сказать, в 1950 году, когда тот же Кузнецов командовал Тихоокеанским флотом, у него прямо в базе при разгрузке боезапаса взорвался минный заградитель «Ворошиловск». Спустя несколько месяцев Николай Герасимович, несмотря на это, был восстановлен в должности морского министра, что никого не удивило.
Терял корабли наш флот и за 30 лет руководства им адмиралом флота Советского Союза Сергеем Горшковым. Но разве это перечеркивает другие его заслуги?
Уже в бытность главкомом адмирала флота Владимира Чернавина были потеряны один за другим два атомохода: К-219 и «Комсомолец». Что касается «Комсомольца», то погиб он во время командования Северным флотом адмирала Феликса Громова, который спустя каких-то три года также стал главкомом...
Да, существует ответственность высоких должностных лиц за положение дел в их ведомствах, особенно если вопрос стоит о человеческих жизнях. Но при этом в каждом конкретном случае необходим взвешанный и объективный подход. Отправить в отставку одного или нескольких адмиралов — дело нехитрое, вопрос в другом: где потом взять столь же опытных и подготовленных? Ведь чтобы вырастить командующего флотом, нужно не одно десятилетие.
...Из Североморска в Москву мы возвращались самолетом вместе с главнокомандующим военно-морским флотом адмиралом Владимиром Куроедовым. Почти сразу же после взлета Владимир Иванович пригласил несколько человек к себе в салон, и мы проговорили все время перелета. Суммировав тот наш «воздушный» разговор, я представляю его читателю в виде монолога главкома. На мой взгляд, тема была весьма важной, а позиция главнокомандующего — предельно честной и откровенной, а потому было бы обидно, если бы тот наш разговор канул в Лету. Итак, о чем же говорил адмирал флота Владимир Куроедов в салоне Ан-74 после нелегкой командировки на Север?
— Трагедия «Курска» является не только флотской трагедией, но и трагедией национального масштаба. Всенародное горе показало, сколь любим в Отечестве наш военно-морской флот, как остро переживают случившееся миллионы и миллионы людей. После трагедии «Курска» мы все стали немного другими, более внимательными друг к другу, сострадательными. «Курск» показал, что наше общество горячо переживает за сегодняшнее и завтрашнее флота. Люди откликнулись на беду. Только в мой адрес пришли сотни и сотни предложений по подъему подводной лодки. Все их мы рассмотрели самым внимательным образом. Вся Россия собирала средства вдовам и сиротам. Это ли не показатель всенародной поддержки моряков и их семей?
На мой взгляд, сегодня самое главное, чтобы трагедия, подобная «Курску» никогда больше не повторилась. Слишком большая цена заплачена. В этом я вижу задачу всего руководящего состава ВМФ и в первую очередь свою. Увы, я должен признать, что несмотря на то, что мы в послевоенное время теряем уже шестую лодку и погибло более четырехсот подводников, уроки из этого мы извлекали далеко не всегда. При этом по свежим следам обычно создавалось множество правильных приказов, на флоты отправлялись многочисленные инспекции и проверки, писались тонны бумаг, но проходило какое-то время, и все возвращалось на круги своя. А потому я категорически против сиюминутной директивной кампании. Необходима многолетняя напряженная работа. В «Курске» сфокусировались все наши сегодняшние беды и проблемы. Я вообще считаю, что учиться на одних трагедиях — преступно, слишком дорогая цена. Надо учиться, прежде всего, на профессионализме. Именно профессионализм во всем и должен стать основой всей нашей деятельности.
Что касается «Курска», то сейчас нам необходимо осмыслить происшедшее, кропотливо и целеустремленно трудиться над искоренением всех предпосылок происшедшей трагедии. Прежде всего мы во что бы то ни стало выясним причину катастрофы и установим истинного ее виновника. Что касается конкретных уроков, то нам необходимо посмотреть, все ли у нас сегодня обстоит нормально с живучестью подводного флота, не пора ли внедрять в этом направлении новые технологии? Почему при нашем запасе плавучести в тридцать процентов, а у американцев — в двенадцать при подводном столкновении гибнут именно наши лодки? Почему во всплывающей камере оператор, для того чтобы оторвать ее от корпуса при аварийном всплытии, должен проделать как минимум десять операций, причем для этого ему надо облазить всю камеру. Почему не сделать так, чтобы под рукой был пульт. Нажал три-четыре кнопки, и все. Ведь нажать кнопки можно успеть в самой критической ситуации, а значит — и спасти людей. Давно пора обеспечить наши аварийные буи неким аналогом авиационного «черного ящика». Для этого сегодня есть все: и талантливые ученые, и самые передовые технологии. Нет порой только творчества мысли у заказчика, то есть у нас, не хватает денег. Не промышленность, а мы должны диктовать правила игры.