– Чем же он там занимается?
– Коз разводит. Молоко доит, сыр делает козий. Сыр, кстати, вот такой вот! – Андрей оттопырил большой палец своей огромной руки. – Ещё за маяком присматривает – это единственное там каменное строение за исключением его дома. Сейчас, правда, отшельничать у него не очень получается. Постоянно туристов возят. Нас вот привозили.
Он доверительно накрыл руку Германа своей:
– Ты, если соберешься, возьми с собой упаковочку пива: он страсть как пиво любит! Поменяет его тебе на сыр или на молоко. Денег-то там нет у него – натуральный обмен, – и, прыснув смешком, добавил. – Коммунизм, построенный на отдельно взятом острове.
– Почти как у Фиделя на Кубе, – отозвался Герман улыбнувшись. Ему нравился этот здоровяк: Герман любил бывалых, непоседливых и жизнерадостных людей, а Андрей, по всему получалось, как раз к такому типу и относился.
– Да, интересно. А ты много тут объездил… Ничего, что я на «ты»? – решил он сломать последний барьер на пути к завязавшемуся знакомству.
– Да, естественно, ничего, не придумывай, – отмахнулся Андрей. – Нет, не так и много я поездил. Только на этих двух островах был, да ещё на Тенерифе.
Он показал на удаляющийся берег Фуэртевентуры, вдоль которого тянулась бесконечная полоса белого пляжа.
– Здесь на Фуэртевентуре пляж есть, Сотавенто называется. Одиннадцать километров длина! Выходишь, а вокруг – ни души! И белый-белый песок вокруг!
– Здорово.
– Не то слово! Ветра только очень сильные. Горы там низкие, продувается остров всеми ветрами. Летом даже чемпионат мира по виндсерфингу устраивают, представь! Второй после французского Бьярритца по популярности.
– Да, в Бьярритце я был, – согласился Герман. – В Бьярритце самый первый чемпионат мира по серфингу проводили. Волны там действительно океанские.
– Слушай, а сколько на Фуэртевентуре коз!!! – Андрей снова заразительно засмеялся. – Больше, чем людей, это точно! Столица острова раньше называлась Порт Коз, представляешь? Так её в Порт Роз переименовали, чтоб туристов не отпугивать!
Герман тоже не смог сдержать улыбки.
– Живут в беленьких домиках: хлевом их язык не повернется назвать, по острову бродят, рай… Козий рай!
В это время самолет чуть заметно тряхнуло.
– Турбулентность, – успокоил Андрей. – Сейчас пристегиваться заставят.
И, действительно, над головой загорелась лампочка «пристегните ремни» и приятный голос одной из стюардесс произнес:
– Уважаемые пассажиры, наш самолет вошел в зону турбулентности. Пожалуйста, займите ваши места и пристегните ремни.
– Вот ты знаешь, что странно, – задумчиво сказал тем временем Андрей, – каким-то новым маршрутом мы сегодня летим. Обычно этот чартер летит над Европой: через Женеву, Париж, Мадрид и Фаро в Португалии, а потом поворачивает на юг и летит над океаном. Сегодня, похоже, мы через Барселону летели, над Средиземным морем и потом над Африкой.
– Да, вроде так и было, командир рассказывал, – подтвердил Герман.
– Проспал я всё, короче, – недовольно буркнул толстяк, – а видимость хорошая, всю дорогу можно было в окно смотреть.
– Да, видно всё было здорово, я весь полет по карте проследил.
– Жалко, будем надеяться, что назад мы так же полетим. Но вообще, маршрут необычный.
– У меня сегодня с самого утра как-то всё необычно, – отозвался Герман, но развить эту мысль не успел. Стюардесса объявляла о том, что самолёт подлетал к Тенерифе и начинал снижаться. Всех просили занять места, пристегнуться, а сумки убрать под сиденье.
– Так, компьютер я под сидение класть не буду, – сказал Андрей, и обхватил руками черную сумку с эмблемкой «тошибы».
– Растрясут ещё чего.
– А зачем ноутбук с собой возишь?
– Фотки скидываю с камеры, карты тут у меня всякие, с интернета много чего наскачивал, пригодится всё, а то если всё распечатывать, то бумаг на отдельный чемодан наберется. Так что с компьютером удобней.
Андреева соседка всё ещё спала.
– Подруга твоя как крепко спит.
– Да это не подруга. По крайней мере, пока. – Он снова улыбнулся. – Мы на регистрации рейса вместе стояли. Я один лечу! Кстати, а её будить или нет? – Андрей задумчиво оглядел свою спутницу. – Давай-ка я её пристегну, пусть так спит. Минут десять ещё лететь, а потом к терминалу ещё рулить. – И негромким щелчком осторожно сомкнул на талии тяжелые замки самолетного ремня безопасности.
Для Германа это был последний звук его тихой и размеренной жизни.
Щелчок застегивающегося ремня совпал с оглушительным грохотом слева за бортом. Было ощущение, что от хлопка лопнут перепонки. Иллюминатор слева от него озарился ярчайшей вспышкой и самолет тряхнуло так, что с полотка отвалился плафон, а стоявшую в проходе стюардессу подбросило к потолку и швырнуло на пол. Самолет как будто провалился в яму и затем вынырнул на поверхность. От скачка потемнело в глазах.
«Что это?» – пронеслось у Германа в голове.
– А-а-а-а-а! – закричали со всех сторон.
Не успевших пристегнуться людей выбросило из кресел, ударило о ставшие вдруг опасными углы и швырнуло вниз, где Герману их было уже не разглядеть.
– Взорвался! Двигатель горит! – кричали люди.
Людские крики не смогли перекрыть ещё один хлопок. Там же слева по борту. Этот взрыв был чуть слабее первого. Самолет ещё раз сильно тряхнуло, а затем с какой-то потусторонней силой бросило вперёд и вниз. В салоне полностью погас свет, и человеческий крик превратился в жуткий вой какого-то гигантского стада животных, застигнутых врасплох и загнанных в угол чудовищным зверем.
«Не дай Бог… Не дай Бог… Не дай Бог… – единственное, что со скоростью тридцать фраз в секунду, проносилось у Германа в мозгу. – Не дай Бог…. Не дай Бог!!!!»
Вслед за тем самолет получил мощнейший пинок сзади и, заваливаясь на левый бок, начал стремительно падать вниз. Давление сдавленным желудком подступило Герману к горлу и заложило без того оглохшие уши. Из глаз полились слёзы, а в нос и рот забивался серый с пластмассовым запахом удушающий дым.
ГЛАВА 4
Дитер Ленгинг припарковал взятый на прокат «ситроен С-3» рядом с Туфелькой Королевы. Это горное образование, действительно по форме напоминавшее женскую туфлю, было одним из самых известных на вулкане Тейде и непременно привлекало к себе массу туристов.
С этого ракурса выгодно выглядел и сам вулкан, поднимавшийся перед ним величественной громадиной, с широким, непоколебимым основанием и узенькой светло-желтой треугольной вершиной – остатком наслоившейся во время последнего извержении серы.
– Фантастиш, – удовлетворенно причмокнул Ленгинг, и стал настраивать свой зеркальный полуавтоматический «кэнон».
«Хорошей камерой снимать – одно удовольствие», – думал он, устанавливая штатив и привинчивая новый фотоаппарат специальным винтом. Денег, конечно, отдал за него немало, но, учитывая цены на подобную технику дома, в Германии, а также срочную необходимость приобретения такого аппарата для предстоящей поездки, сделка казалась ему неплохой.
Фотоаппарат он купил за день до того у одного индуса, которых на Тенерифе, похоже, было не меньше, чем самих немцев. По крайней мере, все магазинчики, торгующие на острове электроникой, принадлежали индусам. Чувствовали они здесь себя превосходно: очень бойко тараторили по-испански, а в Пуэрто Крузе – настоящей немецкой столице Тенерифе – даже вели торг на сносном немецком. Видимо, для их бизнеса это было принципиально: в городе живёт сорок тысяч человек, добрая четверть которых – выходцы из немецкоязычных стран. Да и большинство туристов в Пуэрто Круз привозят сюда голубые автобусы немецких ТУИ и Неккерманн.
С одним из этих ассимилировавшихся индусов по имени Санджей, владельцем небольшого магазинчика на приморском променаде, Ленгинг вчера и торговался. Сначала его, было, смутила свастика, красовавшаяся на обложке изрисованной непонятными индийскими иероглифами бухгалтерской книги.