Ближе к вершине у Германа начали подкашиваться от слабости ноги, он где-то ударился о камень, до крови разбив колено, но боль почему-то совсем не чувствовал. Мысль была только одна: поскорей добраться до верха и отдохнуть. Андрей жадно хватал ртом воздух и смачивал сухие, заветревшие от холода губы взятой снизу водой. Белки его глаз заметно покраснели, лицо приобрело нездоровый зелёный оттенок.
– Да ты, Гера, весь зелёный, – поймав его взгляд, с трудом произнёс Андрей. Герман понял, что он сам сейчас выглядел точно также.
В кратер они забрались почти без сил.
Самая высокая точка Испании представляла собой почти ровную окружность, слегка наклонённую к югу. Отверстия в кратере не было: дно покрывал толстый слой жёлтой серы – верхней части многометровой серной пробки, заткнувшей кратер после последнего извержения.
– Ну вот, – расстроился Андрей, устало опустившись на камень. – Ни плюнуть в недра земли нельзя, ни камень бросить… Я думал тут настоящий кратер, а тут практически вертолётная площадка.
По поводу вертолётной площадкой он, конечно, преувеличивал. Диаметр кратера составлял не более двадцати метров, то есть был совсем небольшим. Желтевшие серой склоны кратера к центру заметно сужались, образуя довольно крутую воронку. Окружали кратер острые рваные скалы, на которые, тем не менее, забраться не составляло труда. Кроме Андрея и Германа в кратере не было ни души.
– Ну что ж, вот мы и на месте. Давай сориентируемся, –тяжело дыша, сказал Герман, доставая припасённый заранее компас и по памяти процитировав выученный наизусть стих капитана Гонсальвеса. – «Видит этого человека лишь птица. Она всегда садится правым крылом к закату». То есть эта некая птица, которая, сев правым крылом к западу, должна смотреть на юг. Тайник тоже должен быть в направлении юга.
– Что это за птица? Может, какая-нибудь скала на птицу похожа? – предположил Андрей.
– А птицы здесь быть и не должно! – со вспыхнувшими догадкой глазами воскликнул Герман.
– То есть?
– «Никто не знает, где она садится. И есть ли эта птица вообще» писал Гонсальвес. Получается, что наш «глаз», в первую очередь, должен видеть место, «где птица садится», то есть её гнездо, раз самой «птицы» может не быть вообще! При этом мы знаем, что гнездо должно находиться на вулкане. Что ж тебе больше всего здесь напоминает птичье гнездо?
– Ты хочешь сказать гнездо – это сам кратер?
– Андрей, ты – мастер дедукции! Совершенно верно! Гнездо – это кратер, в котором мы с тобой сейчас находимся! Эта никому неведомая «птица» сидит в этом кратере, правой стороной к западу, глядя на юг, и видит перед собой человека!
Они одновременно вскочили и двинулись к южной кромке кратера.
– «На земле лежит человек.
Он подставил лицо восходящему солнцу.
Солнцу он здравствуй говорит -
Рот его открыт, а во рту – зуб мудрости», – продолжал цитировать Герман, пока друзья не добрались до кромки кратера, за которой начинался крутой спуск вниз.
– Чёрт тебя побери! Всё сходится! – у Андрея от изумления отвисла челюсть.
Под их ногами, на расстоянии полутора тысячи метров, совсем недалеко от станции фуникулёра, они увидели наплыв темно-коричневой лавы – остатки какого-то доисторического извержения. Лава застыла в форме человеческой головы!!!
Голова была огромной: она занимала почти всю площадь этой части кальдеры и в диаметре составляла километров пять. Друзья ясно видели развевающуюся на ветру гриву волос, густые брови, глаза, прямой, выдающийся далеко вперёд нос, тонкие губы, резко очерченную линию рота и чуть скошенный подбородок. Рот был полуоткрыт, и друзья поняли, что какой-то из «зубов» именно в этом рту и будет древним гуанчским тайником. Голова находилась прямо под скалами Рокес де Гарсия и была повёрнута точно на восток – на автомобильную дорогу, проложенную по дну кальдеры, по которой они с Анной проезжали буквально полчаса назад.
– Да-а-а, – зачарованно протянул Герман. – Масштабно! Здорово гуанче придумали!
– Ну, Гера, ты даёшь, – только и смог ответить потрясенный Андрей.
Становилось понятно, почему гуанче в их кодовом стихотворении понадобилась пресловутая «птица»: внизу загадочная голова, должно быть, выглядела как обычная бесформенная куча обуглившихся камней, и только с высоты вулкана потоки лавы приобретали форму лица. Действительно, кратер вулкана Тейде – «птичье гнездо» – был лучшей площадкой для обзора.
– Но неужели никто, кроме гуанче, никогда этой головы не замечал!? – изумился Андрей. – Ведь её чётко видно отсюда!
– Возможно, замечал, но не придавал этому никакого значения: мало ли интересных скальных образований на вулкане. Хотя очень может быть, что это лицо действительно никто никогда не видел. Человеку свойственно терять очки у себя на носу.
Это утверждение Германа было некстати верным: довольно оживлённое, но упорядоченное движение на видимой внизу дороге, было нарушено мчащимся на бешеной скорости автомобилем. С такими рискованными обгонами водитель-лихач мог либо запросто вылететь в кювет, либо добраться до нижней станции канатной дороги от силы за пять минуты. Однако, ехал он не туда.
ГЛАВА 43
Отчаянный водитель гнал по дороге Национального заповедника вулкана Тейде со скоростью 120 км. в час. Он отдавал себе отчёт в том, что, возможно, едет слишком быстро. Однако дороги здесь были хоть и узкими, зато прямыми и ровными. Их строили ещё при Франко. В те времена в пустынной чаше старого кратера проводили армейские учения, по этим дорогам нужно было перевозить военную технику, да и само отсутствие естественных препятствий привело к тому, что дороги в огромной вулканической кальдере были, наверное, самыми прямыми на острове.
Он без труда обгонял мешавшиеся под колёсами туристические малолитражки, то и дело переключаясь на пониженную передачу и добавляя газу.
Ждать было больше нельзя. Двое русских зашли слишком далеко.
То, что по праву принадлежало ему, и что так беспардонно двое русских похитили с Сан Борондона, сейчас можно было отнять у них только силой. Кто бы мог подумать, что они окажутся настолько неудобной помехой! Он лишний раз убеждался в том, что чем больше ты делаешь людям добра, тем хуже они тебе потом отплатят. Люди – создания неблагодарные! Это было его личным, проверенным временем убеждением.
У сумасшедшего водителя было в запасе полчаса или максимум час, прежде чем двое русских спустятся по канатной дороге вниз и доберутся до скалы-зуба. Скала была уже совсем близко. Недолго думая, он рванул руль влево и, почти не сбавляя скорости, съехал по пологому кювету на бездорожье – прямо в сторону гигантской вулканической головы. Его автомобиль поднял столб пыли и растворился в испуганном писке клаксонов шарахнувшихся в разные стороны туристических «ситроэнов».
Через несколько сотен метров дорогу преградили валуны порыжевшей от времени лавы. Лихач нажал на тормоза, заглушил машину и выпрыгнул на сухую пыльную почву.
Он огляделся. Вокруг не было заметно ничего подозрительного. С заднего сиденья он выудил черную пластиковую клетку, в каких обычно перевозят на самолёте собак или кошек. Однако эта клетка была заметно меньше остальных, и у неё не было ни одного вентиляционного отверстия. Взвесив её в руке, он захватил с сиденья чёрные кожаные перчатки и, захлопнув дверь автомобиля, направился к торчащим из земли высоким рыжим камням.
Именно эти камни древние гуанче называли «зубами мудрости».
Вулканическую голову туземцы обнаружили задолго до того, как на Канары пришли европейцы. С тех пор, согласно ритуалу, каждый гуанче хотя бы раз в жизни должен был совершить восхождение на вершину вулкана Тейде. Путь этот был долгий и непростой, однако, только с вулкана гуанче могли увидеть лицо Бога Ачамана. Вечный и могущественный Ачаман смотрел на восток – встречал восход солнца, и оттуда же зорко следил за Гуайотой, заточенной навечно в тюрьме вулкана.
Древние легенды гласили, что именно Ачаман, или как его ещё называли, Абора или Алькорак, положил начало всему. До него была пустота: море не отражало неба, а свет не имел цвета. Ачаман создал землю и воду, огонь и воздух, растения и животных. Он обитал на высоких вершинах, откуда любовался своими творениями. Однажды он поднялся на вулкан Эчейде, как гуанче называли Тейде, и оттуда его творения показались ему ещё красивее, будто видел он их впервые. Он решил разделить радость увиденного с другими и вылепил из глины людей, чтобы они извлекли из всего, что он создал, пользу и сохранили бы созданное им навечно. Ачаман вручил им пастбища и стада животных. Когда люди поняли, что ночь сменяет день, а времена года всегда возвращаются, Ачаман решил создать ещё больше людей. Вновь созданным людям пастбищ и животных он, однако, не дал, и когда спросили они, почему он так поступил, объяснил: «Служите другим, и они помогут вам прокормиться». Согласно легенде, так появились благородные гуанче и простолюдины.