– Вот, Константин Павлович, – Заусайлов протянул Маршалу его зажигалку, – вы забыли. Красивая вещь.
– Подарок. Спасибо, жаль было бы потерять.
– Вас будут ждать в участке в полдень. Отыщите там пристава Шаталина.
До аптеки и правда было рукой подать – дальний угол соседнего дома. Маршал остановился у входа.
– Стекло уже заменили?
– Да нет, – пожал плечами Ильин. – Вставили то же самое. Его аккуратно выдавили и поставили тут же у стеночки, между дверей.
– Отпечатков, я полагаю, не снимали?
– Что, простите?
Но Константин Павлович оставил вопрос без ответа и вошёл внутрь. Торговый зал был небольшим: треть комнаты отгорожена стеклянной витриной с прилавком, левый дальний угол скрыт ширмой. Маршал заглянул за перегородку – узкий топчан с засаленной подушкой. Посреди правой стены была сплошная деревянная дверь, за ней задержались ещё меньше – кабинет аптекаря оказался ровно такого же размера, в два окна: стол с подтёками и подпалинами, стул, весы, спиртовая горелка да пара стеклянных шкафов с бутылками и пузырьками. Прошли в следующую дверь – склад, чуть не до потолка забитый ящиками.
– Что тут?
– Разное. В основном, сельтерская да спирт, обычный и нашатырный.
– И что же, всё это затаскивают сюда через две комнаты? Стена же внешняя, почему нет двери?
– Нет, конечно, есть дверца… Вот она, тут, за ящичками. Как раз для разгрузки.
– Так, – протянул Маршал, – а ключи от неё у кого? Не мог провизор впустить кого-нибудь? Подругу, например?
Антон Ильич скривил губы:
– Подруг ещё не хватало. Не мог. Ключ только у сторожа.
– Всего один ключ?
Антон Савельевич пожевал губы, будто пробуя на вкус слова, прежде чем сложить их в ответ, и запинаясь, выцедил:
– У хозяина ещё есть… Свой… Он же рассказывал про мигрени. А так ближе, чем по улице обходить. На сто двадцать пять шагов. У него вот тут и шкафчик персональный, где всегда имеется всё потребное.
Маршал подёргал ручку, изучил замок, петли, бросил через плечо:
– С улицы потом надо будет осмотреть. Идёмте дальше.
Комната, в которой убили провизора, была самой маленькой, с маленьким окошком во двор, забранным толстой решёткой, и с отдушиной у потолка, но тем не менее довольно уютной: пружинная кровать, тот самый конторский шкаф, покрытый кружевной салфеточкой, с выдвинутым верхним ящиком. В вазе томился букетик слегка увядших незабудок, со стены игриво улыбалась креолка со вставленной в рамку картинки, вырезанной из конфектной коробки «Карамель» рамонской паровой фабрики. Да неширокий платяной шкаф в углу довершал меблировку.
– Где нашли тело? На кровати?
– Никак нет, вот здесь, на полу лежал, бедняга. – Антон Савельевич топнул в темно-бордовый коврик у них под ногами.
Маршал присел, внимательно осмотрел сам половик, паркет под ним, поднялся.
– Его что же, постирали? Крови не вижу.
– Да её и не было почти.
– Где была рана?
Ильин ткнул себя набалдашником трости в левый висок:
– Вот тут вмятина с яйцо. А лежал он вот так.
Довольно проворно управляющий растянулся на коврике, раскинул картинно руки в стороны и снизу пояснил:
– Да там в папке есть карточки, всё было отснято – полдня потом магний оттирали. Может, тогда и кровь подтёрли.
Маршал пошуршал бумажками, нашёл фотографии, просмотрел – жертву Антон Савельевич изображал похоже.
– Идёмте, – Константин Павлович помог своему спутнику подняться, подал трость, – осмотрим складскую дверь со двора, и я в полицию.
Савва Андреевич Шаталин встретил Маршала вроде приветливо и даже с поклоном, и о здоровье господина Заусайлова справился, и всячески заверил в полнейшем содействии, но глазами совсем не улыбался. Оно и понятно, и не ново – кому приятно, когда посторонние в твои дела суются?
Тем не менее, распорядился Храпко в кабинет привести, а пока ждали, попробовал выяснить, что же от сторожа потребовалось Александру Николаевичу:
– Или сомневаетесь в чём? Так напрасно. Мы это породу досконально знаем, не первый год служим. Сперва от скудоумия натворят делов, а потом слёзы льют, рубахи на себе лоскутьями пускают да каются.
– И что же Храпко? Кается? Рвёт? – не принял тона Константин Павлович.
Шаталин опять насупился, почесал затылок:
– Нет. Этот не кается. Но ничего, посидит ещё денёк-другой, сознается. Он это. Больше некому.
– Ну не знаю. – Пожал плечами Маршал. – Мотива не вижу. Общих дел у Храпко с покойным не было, что денег в конторке не будет – знал. Бывают, конечно, выродки, которые себе высшую цель в оправдание придумывают. Или просто так, удовольствия ради могут убить. Но второе обычно с детства видно – слабых колотят, животных мучают. Храпко, как мне рассказывали, не из таких. А для высшей цели умом не дорос.