На первое была горячая ароматной уха, в янтарной прозрачности которой томился толстый ломоть белой рыбы, с явно выраженной структурой волокон. Здесь было много полезных тяжелых молекул рыбьего жира, буквально раздражающих рецепторы стенок желудка, повышающих аппетит и тонус организма. Язык проглотишь! Потом Иван жадно ломал мельхиоровой вилкой куски действительно жирного сазана, приготовленного с жареной картошкой на гарнир. Ел так, что аж пропотел. Класс!
Теперь можно было и поработать. Ваня оделся и вышел из дома. Только вперед, штанов не мочить! Надо бандитам расплавленного сала за шиворот залить. Чтобы, как говориться, жизнь медом не казалась.
В своем гараже парень переоделся, надел черную фуфайку, на внутренней стороне которой стоял фиолетовый оттиск «УЛК (Управление лесных колоний) Комилес», на голое тело, чтобы было не жарко, надвинул кепку на глаза и приготовил себе на морду темный платок. В общем, замаскировался, даже походку изменил, начав слегка прихрамывать и сутулиться. Не надо нам никаких случайных узнаваний. Пусть все будет тихо.
Инструментом возмездия являлся черенок от лопаты. Вернее половинка черенка, чтобы его можно было удобно спрятать под фуфайкой. И с наступлением сумерок парень вышел на охоту. Пришло время изобразить волка у овчарни. Необходимо валить врагов направо и налево. И опять полночи на ногах предстоит провести. Блин, а еще и поспать надо.
Рюмочная «Колокольчик», процветавшая под мудрым руководством заведующей, Музы Аполлоновны, стыдливо находилась на отшибе, в тихом месте. Среди кварталов древних, застроенных дряхлыми домишками улочек. Это заведение было со всем сопутствующим эпохе развитого социализма антуражем. То есть грязными углами, стоячими, плохо затертыми липкими столиками и соответственной «жаркой атмосфэрой». Говорят, в Индии, в Новом Дели, в одной грязной харчевне имеется плакат. На этом плакате написано: «Ешьте здесь, миллион мух не может ошибиться!» «Колокольчик» смело мог бы стать побратимом этой знаменитой индийской харчевни.
Рабочий день уже давно удалился в прошлое, потому народ в наливайке подобрался надлежащий. Впрочем, для многих алконавтов такие слова как «рабочее время» совершенно ничего не означали. И они уже смело начинали принимать вовнутрь, не дожидаясь его завершения. Некоторые «лечились» так с самого утра, выходя проветриться и возвращаясь с новоиспеченными собутыльниками. Тут пили плодовоягодную бормотуху, ликер «Арктика» и дешевую водку, что всем работягам по карману, закусывая «курятиной» или бутерами с яйцом или селедкой. Гуляй рванина!
Мужики, идиоты, улыбаются, просят кусочек получше, а Муза Аполлоновна (она же Мура), борец за идею личного обогащения, передовик труда, отличник бытового обслуживания, в замызганном сером халате, в ответ каждого виртуозно накрывала — хоть на пять копеек, хоть на копейку.
Нравы в этом заведении царили простые как в казарме. Жизнь кипела. Здесь жрали, пили, орали, бесшабашно пели, заключали грошовые сделки, ругались с продавщицей, ссорились, выходили драться и блевать в туалет, мирились, слюняво лобызались, клялись друг другу в верности и вечной дружбе. Подобное веселье продолжалось до одиннадцати вечера, когда данный объект общепита закрывался.
Наши «честные пираты» в количестве всех оставшихся трех бойцов, «пушечное мясо» по общепринятым меркам, уже были здесь, насколько позволяли рассмотреть мутные грязные стекла в разводах. Понятно. «Их сиятельства» в своем репертуаре. Этот «объект культуры» был на особом контроле милиции, поэтому неподалеку изредка проезжала патрульная машина, наблюдая не начинаются ли драки. Для милиции эта рюмочная являлся своеобразным вербовочным пунктом для добровольцев, принудительно желающих осваивать Советский Север. Бесплатно. В исправительно-трудовых учреждениях. Помимо этого пополнялась и армия пятнадцатисуточников, работающих на уборке города или райотдела.
Можно только удивиться, что рюмочная привлекала столько разнообразных клиентов со всех слоев советского общества, но надо помнить о всеобщем дефиците мест культурного отдыха. У кого нет денег каждый день посещать рестораны, для того дорога лежит либо сюда, либо в пивную у синагоги.
В этот период еще не было баров и дискотек, плавучего буфета «Скиф» и заманчивых видеосалонов, шальные деньги водились у немногих и тратились с опаской в специальных местах, нравы еще не успели испортиться…
Когда воровская пехота, хлопнув немало рюмок, вышла из наливайки, время было — начало одиннадцатого. Редкие фонари едва разгоняли мрак чернильной ночи на небольших пятачках тротуара. Из освященной рюмочной на улице ничего нельзя было разглядеть, хоть все глаза вытаращи. Но свидетели были. У входа два небритых парня с глубоко посаженными глазами, кони стоялые из умственно отсталой шпаны, томно курили, стояли монументальными статуями с беломоринами, приклеенными к уголкам рта, и вели степенную беседу за жизнь. Или же обсуждали перипетии любовной жизни кинозвезд. Со стороны слышно не было.