- Нерсес, ты слышишь меня?..
Высокий, крейко сбитый и сильный отец ловко срезал тяжелые гроздья с белыми, розовыми или черными ягодами, покрытыми тонким матовым налетом.
А спустя несколько дней в глубине сада, под навесом, отец с сыном давили виноградный сок. Крупные ягоды лопались, словно пузырьки газированной воды: члоп, члоп, члоп!
- О чем ты думаешь, Нерсес?..
И густой виноградный сок, от которого першит в горле...
Из большой белой кружки Мажан-отец сначала давал напиться сыну, затем пил сам. Какой сладкий сок!.. Вскоре он начинал бурлить! Снова лопались пузырьки, только более тихо, ласково. Ежедневно они спускались в погреб, чтобы послушать новую, пьянящую песню, винограда и солнца.
В подвале было прохладно и торжественно, как в огромных пещерах Джузароки.
Не любишь ты меня, Нерсес...
Осень дряхлела. Все чаще, когда легкий послеполуденный ветер скользил над лесами и лугами срывались покрасневшие и желтые листья, кружили в воздухе, играя с лучами заходящего солнца, неторопливо стелились по земле, удобряя почву.
- Нерсес, ты думаешь об Урсуле?
Спешащие дни складывались в недели. Вязкий сок винограда превращался в вино, луга и леса щеголяли пышными красками, Мажан-отец уезжал на патрулирование и вновь возвращался. Приближалась синяя весна.
Сейчас я оболью тебя водой!.. Не пугайся...
В ту же секунду Нерсеса окропили холодные колючие брызги. Он вскочил с места и сел, ошеломленно озираясь.
Забель смеялась, и под купальником четко обрисовывались ее вздрагивающие груди.
Нерсес Мажан перевернулся на песке и лег, подперев лицо ладонями, пытаясь охватить взглядом страстно и беспокойно колышущееся море. Под яркими солнечными лучами вода стала зеленой, упругие волны с упрямством бились о песок, а сильный ветер взбивал на них белую пену. После отлива песок еще несколько минут продолжал жить в пене.
У пены была своя мелодия. Нерсесу Мажану хотелось вслушаться в нее, но шум моря был сильнее. И все-таки он успел понять, что пенная песня немногим отличается от гимна давильни - и там и тут звучит голос Жизни...
Лежа на спине, Нерсес видел на мглистом фоне моря и неба короткие кудри, длинную шею, под тонкой кожей которой пульсировали синие жилки, высокие крепкие холмики, спрятавшиеся под полосатой тканью, видел тело, дышащее мелкими каплями пота, и слегка раздвинутые ноги, тронутые загаром, нежные и хрупкие в своем совершенстве и одновременно выносливые и сильные.
Обхватив руками смуглые золотистые плечи, Забель задумчиво смотрела на море.
Она казалась Нерсесу частицей буйной стихии, торжествующей вокруг.
Мажан прикрыл глаза...
- Нерсес, не спи!
Он не спал.
Он прислушивался к шуму моря, к песням пены, веселому и грустному голосу Природы. Он чувствовал, что он сейчас не просто человек, получивший в дар длительную молодость, он осознавал себя частицей самой Жизни.
Невероятно было, что все это он испытал на Виланке.
Ведь Виланк был планетой самообмана, планетой, где господствовал культ Удовольствия, где считалось чудачеством заниматься чем-то другим. Думать, например.
...Каштановые, бронзовые, золотистые кудри. Эстер или Забель? Синие луга и Коротышка Маджо, а может быть, Смуглый Ноэль? Налитые солнечными лучами золотые виноградины, из которых брызжет волшебный сок... И большая планета Виланк, которая в его воспоминаниях становится все меньше и наконец превращается в маленькую строчку из 137-го дополненного издания "Полного галактического справочника" Бенедикта.
- Нерсес!..
Он ощутил возле уха беспокойное и горячее дыхание Забель. Потом услышал мерный шорох песка, это девушка повернулась на бок.
Нерсес вдруг додумал, что он, кажется, знает, как виноградный сок превращается в вино...
Он приподнялся на локте и посмотрел на. девушку, которая с ленивой соблазнительной грацией снова перевернулась на спину и раскинула руки, словно стремясь обнять большой радужный мир.
- Забель! - шепотом позвал Нерсес.
- Ты слышишь, как подкатывается море?
Море вздыхало, волны поднимались, бросались вперед и размывали прибрежный песок. Горячий воздух жадно впитывал прохладу водяной пыли.
- Не закрывай глаза!..
- Нерсес, какой горячий песок!..
Волны упорно рвались вперед. И с отчаянной смелостью разбивались о берег.
Раскаленный песок дышал в лицо Нерсесу. Небо перестало существовать, море стало воспоминанием, переливающейся радугой, мир все сгущался и вдруг взорвался радостным ликованием.
- Я закричу!
- Кричи,-прошептал Нерсес.
...Когда Синее Солнце спустилось, чтобы погрузиться в глубину моря, на берегу уже никого не было. Высокие волны по-прежнему с размаху кидались на берег, но веселые разноцветные брызги, образующие причудливые веера, исчезли.
Теперь на обожженном песке волны оставляли глубокий след - морская пена расползалась по берегу, песчинки, дрожа и обгоняя друг друга, скользили вниз, стремясь найти удобное и спокойное место.
Откуда-то из глубин моря подошла огромная волна и с грохотом обрушилась на берег. Обнаружив на песке два полосатых лоскута, она принялась играть с ними, на минуту вообразив себя независимой. Потом, уйдя под слой песка, медленно, устало отступила в море.
В высохшей яме, под горячими лучами Оранжевого Солнца билась рыбка... Радужный цвет ее чешуи таял в солнечных лучах.
- Хочу послушать, что говорят об Урсуле, - сказал Нерсес Нестору, когда вечером зал аптеки заполнили посетители.
Почти все они знали об убийстве в "Капелле" и теперь действительно пытались вспомнить сидевшую вчера за столиком в углу девушку с топскими узорами на груди. Но ничего, кроме досужих вымыслов, Мажан так и не услышал.
Стоило кому-то одному вспомнить или придумать какую-нибудь деталь, как тотчас же ее ловко связывали с убийством; и все дружно удивлялись, как это они не заметили, с каким чудовищным убийцей сидели вчера почти рядом.
Закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди, Мажан расположился в кресле, прислушиваясь к разговорам людей, для которых даже убийство становилось развлечением...
Надо было проанализировать факты и прийти к правильному выводу, что оказалось очень нелегким делом. Факты не желали выстраиваться в стройную логическую цепь и рассыпались на множество бессвязных событий... Растерянный Оскар, решивший продать свои воспоминания... Суетливый продавец из музыкального магазина (но он-то при чем?..)... Урсула здесь, в аптеке, а затем там, в камере центрального отделения... Забель! Коротышка Маджо... Сидящий в кресле у себя в спальне Зенон Джабез ("Это ужасно, когда мертвый неловок сидит!"). Раскачивающийся на металлической проволоке канатный плясун, который играет на скрипке ("Уходи! Я принадлежу ему... Давно, уже очень давно").
- Добрый вечер, Нерсес.
Пока аптекарь приходил в себя от неожиданности, Оскар придвинул, стул к его креслу и сел.
- Извини, я немного...- Оскар говорил заплетающимся языком.- Я немного не того... Извини, что я пил один... Но мы сейчас продолжим вместе. Угощаю я.
- Ты был у Теофила? - спросил Нерсес Мажан.
Оскар как-то растерянно смотрел на Нерсеса, и аптекарю показалось, что он понял, почему Оскар хотел продать воспоминания. "Я должен избавиться от своих воспоминаний... Воспоминания стали для меня тяжелым грузом".
Видимо, нет более подходящего способа спастись от ПОСИЗУ, чем забыть о своем прошлом. После продажи воспоминаний Оскар становится недосягаемым для закона.
Нелепо предъявлять обвинение и покупателю. Оя ведь не может отвечать за чужие преступления. Вот и все... В результате ни фактически, ни юридически преступника больше не существует.
Нерсес Мажан почувствовал спазмы в желудке. К горлу подступала тошнота. Он наклонился, крепко ухватившись за край стола.