14
Все-таки Розмари кое-чего не понимает. Что это за дети, которые время от времени вваливаются в нашу тихую палату и устраивают гвалт, кто из них чей?
У Дорит двое детей, объясняю я, Франц и Сара, они почти ровесники детям Павла — Коле и Лене.
— Ничего себе имена, — бормочет Розмари, — ну да ладно, не в этом дело. Значит, Коля и Лена — дети Павла и этой сумасшедшей Альмы, так?
Я киваю.
— А самый младший, этот буян?
— Его зовут Никлас.
Она ворчит:
— Просто абракадабра какая-то. Хочешь побрызгаться моими духами? Ну давай же, рассказывай дальше.
Левин позвонил из Вены, он всхлипывал. Мать без сознания, прогноз неутешительный. К ней в реанимацию его пустили лишь на несколько минут. Я как могла пыталась утешить его и подбодрить, но понимала, что смысл моих слов вряд ли вообще до него доходит.
На заре наших с Левином отношений, когда мне надо было что-то из него выудить, мне удавалось это без труда: в сущности, он еще ребенок и любит делиться своими секретами. Только о мужских своих подвигах он никогда ничего не рассказывал. Дитер не такой, он — законченный молчун. О его семье, к примеру, мне так почти ничего и не удалось выведать.
— Так сколько у тебя братьев и сестер? — допытывалась я.
— Слишком много.
— А родители твои еще живы?
— Если еще не умерли…
Но я не оставляла своих попыток, особенно когда мы, нежно прильнув друг к другу, лежали с ним на диване.
— Я слышала, ты сидел за рукоприкладство, — осторожно заметила я, прижимаясь к нему еще нежней.
— Гм, — отозвался Дитер. Потом все-таки добавил: — Два раза всего рукам волю дал.
С деланным ужасом я содрогнулась.
В первый раз, как выяснилось, его надул торговец наркотиками. Тем самым Дитер признавался, что и сам промышлял этим бизнесом. Судя по всему, его жертва не отделалась одним только расквашенным носом. Рассказ о втором случае давался ему мучительно. Хотя про то, что они с Марго поженились и что та была беременна, я и без него уже знала. Он, оказывается, этому будущему ребенку был совсем не рад, потому что пришлось запереть Марго в комнате и следить, чтобы никто не притащил ей героин. Но однажды ночью она сбежала — по веревке с третьего этажа — и как в воду канула. Он несколько дней ее искал, пока не нашел во Франкфурте, в Вест-энде, на панели. Дитер подобрал ее, доставил домой и избил чуть не до смерти.
— Но по животу ни разу не ударил, — оправдывался он, — я следил.
Этого я никак не понимала.
— Если ты был до такой степени вне себя, что бил беременную женщину, как ты мог помнить о ее животе?
— Сам не знаю, — кротко отвечал Дитер.
Она, как я постепенно выяснила, после этого колоться бросила, а вот он торговать не перестал.
Когда в это дело с головой влезешь, потом так просто не вылезешь.
— А что вы купили в Марокко?
— Только гашиша чуть-чуть, нет, честно. Ни грамма героина, его там и не достать.
Мне все-таки удалось разузнать, что в самой отчаянной его афере Марго действительно обеспечила ему алиби, а в виде платы за лжесвидетельство потребовала не денег, а женитьбы.
А еще мне очень хотелось спросить про вторую половину моих долларов, но я не осмелилась.
Минуло два совершенно упоительных дня. Мы с Дитером слушали рождественскую ораторию в вайнхаймской церкви Святого Марка, а потом, уже почти на ночь, пекли нюрнбергские пряники. Наконец-то у меня появился верный спутник для пеших прогулок по Оденвальду и Пфальцу. Красивей всего в этой гористой местности извилистые тропы, вьющиеся через густые виноградники; к северу они ведут в Хеппенхайм, к югу — в Шрисхайм. Из зарослей ежевики тут и там вспархивали вспугнутые фазаны, айва, буйно произрастающая в палисадниках, наполняла воздух дурманным ароматом своей падалицы, стволы фруктовых деревьев обвивал хмель, — мглистые, пасмурные осенние дни здесь настолько сказочно волшебны, что никакое летнее великолепие не может с ними тягаться. Разок мы прошлись в Хайдельберге по рождественской ярмарке, потом жарили дома каштаны и играли в шахматы.
В какой-то момент я вдруг поняла, что больше так не выдержу.
— Вы же потратили только половину денег, — выпалила я. — Почему ты мне лгал?
Дитер побледнел.
— Это Левин тебе сказал? — неуверенно спросил он.
— Да, — соврала я.
— Половину долларов я приберег для тебя, — сказал Дитер.
— Зачем ты их вообще у меня брал?
— Левин так хотел, он же мне должен.
— У Левина своя доля наследства!