— Знаешь что, — загорелась вдруг Дорит, — давайте вместе Новый год встречать, мои родители наверняка не откажутся посидеть с детьми.
Я сидела на кухне и без всякого удовольствия хлебала только что сваренный диетический супчик, когда явился Дитер.
— Мне очень жаль, — заявил он с порога, — но дальше так продолжаться не может. Ты должна сказать Левину, что я — отец ребенка.
Я молчала.
— Нет никакого смысла дальше его щадить, — продолжал Дитер, — сейчас он так и так в трауре, пусть уж одно к одному.
Я пялилась на него тупо, он на меня — злобно.
Тогда он решил прибегнуть к испытанной тактике — устранить соперника, очернив его.
— Вообще-то не хотелось тебя огорчать, но у тебя в корне неверное представление о Левине. Я только что побывал у своего брата в Пфальце. Так я там такое услышал…
Я покраснела. Ничего хорошего это не предвещало.
— Не тяни, — сказала я.
— Левин путался с Марго, — сказал он бесцветным голосом и выжидательно на меня уставился.
Я чуть было не кивнула со знанием дела.
— И не только когда я сидел, — продолжал Дитер, — но, видимо, и здесь, в этом доме, пока я баранку крутил, а ты на работе была.
Откуда брату Дитера известны все эти интимные подробности?
— Так у нее и с Клаусом было…
Тут я стала слабо припоминать, что Левин давным-давно мне тоже что-то в этом роде рассказывал: дескать, Марго обманывала мужа с лучшим его другом и даже с его родным братом.
— Ребенок у Марго был от тебя? — спросила я.
— Ребенок? Откуда мне знать? Хорошо, что про шашни с Левином я только сейчас узнал, я бы эту тварь своими руками из окна выкинул.
Тут я во второй раз пунцово покраснела, и Дитер это заметил.
— Элла, что с тобой?.. — спросил он, заподозрив неладное.
Я тут же разревелась, демонстративно прижимая руки к животу: мол, беременных полагается щадить…
Дитер нервно забегал по кухне.
— Неужели ты?.. — спросил он, обняв меня за плечи.
Я неуверенно покачала головой.
Он взял мое лицо в ладони и посмотрел мне прямо в заплаканные глаза.
— Левин твоего сочувствия не заслуживает, — сказал он, — он о тебе не слишком-то беспокоится.
Сущая правда. Но я продолжала гнуть свое:
— Нехорошо за зло отплачивать злом. Я поговорю с ним, но тогда, когда сама посчитаю нужным.
— Если зуб надо рвать, тянуть незачем! — возражал Дитер.
— Не всегда! — решительно заявила я. — Если у пациента инфекция и высокая температура, приходится ждать.
На следующий день я навестила больную именинницу. Лена, все еще с сыпью на мордашке, вместо того чтобы лежать в постели, отчаянно сражалась с братом из-за новых качелей, подвешенных в дверном проеме. Павел был рад моему приходу, Лена — большой упаковке «Лего». Поскольку дети сразу же перешли со мной на «ты», мы с Павлом последовали их примеру.
Торт удался мне на славу, я хотела остаться только на четверть часика — посмотреть, как его распробуют. Потом Павел убирал со стола, а я читала детям книжку. Время летело стремглав. Когда, закончив читать, я подняла глаза и встретилась с открытым, таким близким взглядом Павла, мне захотелось оказаться в его объятиях и потереться щекой о его густую, с проседью бороду. «Мы проморгали друг друга, — подумала я, — но еще не поздно стать друзьями…»
Дети включили телевизор. Мы же с Павлом тихо беседовали. После рождения Лены, рассказывал он, жена заболела, стала слышать голоса и сама себе наносить увечья. Пришлось ее изолировать, отлучить от детей, он думал, у него у самого сердце не выдержит. Бывает, что она возвращается домой на побывку, но нужно давать ей очень много лекарств.
— Как жестоко это ни звучит, — сказал он, — но я почти рад, когда ее снова забирают в больницу. Слишком большое напряжение для меня, да и за детей боюсь.
Он взял меня за руку. Недолго думая я пригласила его к нам на новогодний вечер.
— Лучше не надо, — сказал Павел. — Когда кругом все взрывают петарды, я не рискую оставлять детей одних. Не говоря уж о том, что они еще не вполне здоровы.
Я не настаивала. Но, видимо, не смогла скрыть и своего огорчения. Ну, если дети к полуночи крепко уснут, уступил он, пожалуй, он заглянет. Если, конечно, не стрясется чего-то совсем невероятного. Только вот удобно ли будет, если он, так сказать, к шапочному разбору заявится?
— Приходи, когда получится, — сказала я. — Ничего особенного у меня не будет, только несколько друзей, музыка, вкусный ужин, посидим среди своих.