Выбрать главу

После церемонии Торсби отвел Оуэна в сторону.

— С чего вдруг такая печаль?

Арчер как-то странно на него посмотрел.

— Все это неправильно. Чуть ли не каждый житель Йорка считает Ансельма мучеником. Поговаривают, будто он попал в засаду, когда возвращался в город, чтобы совершить последний обряд над своим другом. Будто Бог увидел его преданность и позволил ему прожить ровно столько, чтобы помочь его другу попасть на небеса.

— Это почти правда, Арчер.

— Люди должны знать всю правду. Они должны понять, что на самом деле совершил Ансельм.

Торсби опустил взгляд на свое кольцо, расстроенный фанатическим блеском в глазу слуги.

— Это я вложил в уста людей историю о благородной смерти Ансельма, — тихо произнес Торсби. — Если я теперь все исправлю и расскажу всем, что мой архидиакон сначала убил Дигби, а потом пытался убить тебя и миссис Уилтон, тогда мы вызовем скандал. Народ не станет дарить деньги церкви, так опорочившей себя. А король пожелал, чтобы в Йорке был создан огромный собор, ведь здесь похоронен его сын, Уильям Хатфилдский, умерший в младенчестве, ибо он оказался слишком хорош для этой жизни. Эдуарду нравится этот созданный образ. Хатфилдская часовня должна находиться в церкви, достойной маленького ангела. Так что сам понимаешь, романтическая история о друзьях детства — это единственное, что они должны запомнить.

— Но это ложь.

— Ты глупец, Арчер. Кому эта ложь может навредить?

— А вы разве не ставленник Божий? Разве вам не следует научить нас выбирать между добром и злом?

Торсби подавил улыбку. Неужели, проведя столько лет на службе у старого герцога, Арчер сохранил наивность?

— Я архиепископ Йорка и лорд-канцлер Англии. О добре и зле я должен судить исходя из пользы для общества.

Оуэн принялся расхаживать перед ним.

— Вы отослали своего архидиакона в Дарем, надеясь, что там его ждет засада.

— Я не надеялся. Я ведь сам тебе сказал, что подписал его смертный приговор. Что, по-твоему, я имел в виду? Те солдаты были моими людьми.

— А как же Брандон?

— Я был вынужден послать кого-то из аббатств, иначе Ансельм сразу бы что-то заподозрил. Молодой Брандон был посвящен в наш план. Он удрал, хотя мог бы этого не делать. Мои люди и так не причинили бы ему вреда.

— На болотах успело стемнеть, ваша светлость. Откуда вашим людям было знать, что это их сообщник?

— Парень довольно находчив. Он мог бы назвать свое имя.

— А что, если бы первыми их нашли шотландцы?

— Я полагался на милость Господа. Брандон силен, к тому же вырос на границе. Он умеет защищаться.

— Один против нескольких горцев? Что вы знаете о сражении в одиночку? Вы, которого баловали с рождения. То же самое происходит на войне. Сидят такие командиры в своих роскошных палатках, придумывают какие-то схемы, а потом двигают нас по полю, словно пешки, подражая тактикам, о которых прочли в книжках. Все это их очень забавляет. Происходящее они воспринимают как увлекательное состязание. Делают ставки. Какой умный тактик этот Торсби, он потерял всего пятьдесят человек.

— Если бы ты был солдатом, ты бы ценил такого командира.

— Почему вы послали послушника? Почему не Микаэло?

— Я не доверял Микаэло, он мог бы попытаться в последний момент спасти Ансельма.

— Вы слишком хладнокровны.

Торсби усмехнулся.

— Мне по нраву твое негодование, Арчер. Я хочу, чтобы ты и дальше оставался у меня на службе. Я всегда найду применение таким, как ты.

— Зачем я вам нужен? Я ведь спутал все карты.

— Каким образом? Ты решил загадку смерти Фицуильяма. Я доволен тем, что его смерть оказалась случайной. Я перестал терзаться виной теперь, когда знаю, что он был не настолько порочен, что Бог захотел его смерти.

— Я вас не понимаю.

— Ты не привык к мирной жизни, Арчер. На воине все кажется ясным: противники сражаются друг с другом. Но на самом деле все не так. На поле брани ты не можешь видеть то, что происходит в кулуарах. Сегодняшний враг завтра становится союзником. Теперь ты сам оказался в кулуарах и видишь, как некрасива порою бывает правда. Все не так элементарно, как ты думал. Ты теперь не столь простодушен.

— Боюсь, я лишился не только простодушия, я лишился души. Когда-то вы предоставили мне выбирать между вами и Гонтом. Я выбрал вас, полагая, что вы честнее. — Арчер испытывал отвращение к самому себе.

— Отужинай со мной сегодня. Мы поговорим.

* * *

В назначенный час Торсби нашел в зале Оуэна; тот мрачно наблюдал за несколькими солдатами, собравшимися вокруг бочонка с элем. Воины обменивались рассказами о былых подвигах, явно наслаждаясь своим братством.

— Ты мог бы вернуться к прежней жизни. Хочешь?

Оуэн покачал головой.

— Причина, по которой я оставил службу, не изменилась. С одним глазом я не вправе отвечать за людей. Мне нужно работать в одиночку. Так я рискую только собственной жизнью.

— Хорошо. Я найду тебе применение у себя.

— Я бы предпочел заняться более честной работой.

— Честной. Вот как. О чем же ты подумывал?

— Что станет с лавкой Уилтонов?

Торсби склонил голову набок.

— Тебя это интересует? Но ведь ты простой ученик.

— Я бы хотел и впредь им оставаться у миссис Уилтон.

Торсби приподнял бровь.

— А я пока не решил, сохранит ли она лавку.

— Было бы неразумно отнимать у нее дело. Вполне возможно, она окажется даже более умелой, чем ее муж.

— И поэтому ты заинтересован в том, чтобы служить у нее в помощниках.

Торсби хитро улыбнулся. Оуэн бросил на архиепископа сердитый взгляд.

— Вы думаете, я намерен уложить ее в постель. Но я хочу жить. И выполнять честную работу.

— Архидиакона ты убил ради нее, а не ради меня, ведь так?

— В ту минуту это не имело никакого значения. Я просто не мог позволить ему убить ее.

Торсби подумал о похоронах. В поведении обоих он тогда не увидел и признака симпатии друг к другу.

— А ты уже обсуждал с ней свои планы?

— Пока нет.

— Что, если она откажется оставить тебя у себя на службе?

— Тогда я буду искать такое же место.

— Понятно. Так или иначе, я все равно тебя теряю. Жаль. Мне нравилось, что ты ненавидишь эту работу. Только так можно сохранить свою честь.

— Когда вы решите насчет лавки?

— Скоро.

— Я хочу провести несколько дней в аббатстве Святой Марии.

— Честная работа и молитва. Интересно, что бы сказали о тебе теперь твои старые друзья.

— С тех самых пор, как вы сочинили для меня историю, будто я охладел к воинскому делу… — Оуэн тряхнул головой. — Сам ничего не понимаю, но никак не могу простить себе смерть Дигби.

Торсби опустил руку на плечо Арчеру.

— Нам не дано предугадать потери, с которыми трудно смириться. Идем. Пора садиться за стол.

26

ПРОЩЕНИЕ

Бесс сидела на скамье в комнате Оуэна и смотрела, как он собирает вещи, чтобы унести с собой в аббатство Святой Марии.

— Хорошо, что после всего случившегося ты решил посвятить время молитвам и раздумьям. Все-таки у тебя есть голова, Оуэн Арчер. — (Он успел рассказать ей обо всем. Даже поделился надеждами на будущее.) — А когда ты вернешься, Люси, возможно, будет готова посмотреть на тебя другими глазами.

— Я не питаю никакой надежды, слишком мало времени прошло. Но вы настоящий друг, раз говорите так. — Он опустил котомку на пол, поднял Бесс со скамейки и крепко обнял.

— Надо же. — Хозяйка таверны взволнованно отпрянула. — Если моя подруга Люси не ждет с нетерпением этого, то она не так умна, как кажется.

— Присмотрите за ней, Бесс. — Оуэн подхватил на плечо котомку.

— Комната будет ждать тебя, — прокричала Бесс ему вслед.