— Славная здесь была битва, — сказал он мне, трогая выщерблены на редутах и разбитые прямыми попаданиями пушки.
— Здесь гремело десять дней, — подтвердил я, не обманывая.
— Пленные есть? — Спросил Хайреддин.
— Есть, но мало. Рыцари в плен не сдаются.
— Сдаются, — рассмеялся адмирал. — Все сдаются.
— А ты дрался хоть раз с рыцарем? — Удивлённо спросил я. — Или только грабил купеческие караваны?
Адмирал посмотрел на меня, скривился и сплюнул мне под ноги.
— Ты и все рыцари — дети собаки, — сказал он громко, поворачиваясь к свите.
Я ударил его саблей, резко выдернув её из ножен, и провернувшись вокруг вертикальной оси. Его тело осело, а голова с кривой ухмылкой покатилась по каменной площадке.
— Кто ещё так думает? — Спросил я, обтирая с сабли кровь. — Никто? Пошлите кого-нибудь сообщить святейшему султану о том, что мальтийские рыцари уничтожены и крепость свободна.
Потом приплыл Мехмед Паша. Великий визирь выглядел озабоченным.
— Ты зачем убил лучшего адмирала? — Сходу, едва сошедши на берег, спросил он.
— Он был не прав, — коротко ответил я. — Моя мать не собака. Я никому не позволю так думать о моей матери, ни то что говорить и при этом смеяться. Никому. Даже…
Визирь прикрыл мои губы своей ладонью и обернулся на сопровождающих его воинов.
— Тихо, безумец, — прошептал он. — Я тоже так думаю про свою мать, но никто не смеет угрожать султану.
Я «удивлённо» отшатнулся.
— Угрожать султану? — Прошептал я. — Я не имел ввиду султана. Я говорил по адмирала султана.
Теперь визирь отшатнулся от меня, а потом рассмеялся.
— Ах, хитрец… Поймал старика.
Он подошёл и хлопнул меня по плечу.
— Пошли, покажешь, что ты тут натворил?
Мы снова обошли крепость и город, в сторону которого был прокинут навесной мост. Я показал визирю пленных. В трупные колодцы он даже не заглядывал. Из них уже смердело, не смотря на засыпанную в них негашёную известь и хлорку.
— Как тебе удалось? — Спросил Мехмед Паша, разглядывая бухту и стоящие в ней корабли практически с того места, где был убит адмирал.
— У меня есть Донг и его команда.
Я показал на стоявшего невдалеке патагонца.
— Они взберутся на любую стену.
Патагонцы, играясь, перебрасывались двенадцатифунтовыми каменными ядрами как детскими мячами.
Визирь посмотрел на патагонцев и передёрнул плечами.
— Интересно, а как далеко они могут зашвырнуть эти ядра? — Спросил меня Мехмед.
— Самому интересно, — сказал я. — Донг, брось ядро в море. Подальше.
— Только смотри, в корабль не попади, — рассмеялся визирь.
Предупреждение оказалось своевременным.
Донг чуть развернулся левее, «поправив прицел» и заведя руку за спину, раскрутил тело, как метатель диска. Лапа Донга полностью обхватывала ядро, и оно вылетело из неё там, где он его выпустил.
Ядро летело со свистом, быстро вращаясь. Откровенно говоря, я знал, как бросают мои патагонцы ядра, так как сам показывал технику закручивания «снаряда», вспомнив свои навыки регбиста, «кегльмена» и футболиста.
Так что, команда Донга могла камнями и ядрами вышибить любую вооружённую группировку, словно стоячие кегли.
Ядро, выпущенное лапой Донга, летело ровно и долго. Оно бы легко перелетело, стоящий у причала корабль.
— Хороший бросок. Как бы ни тысяча футов, — буквально простонал визирь.
— Ну, тысяча, — это вряд ли, но около семисот будет, — прикинул я.
— Умопомрачительно! Боюсь представить их в драке, — сказал Мехмед Паша.
— Я видел многократно. Жуткое зрелище. Ещё увидите, великий визирь.
— Спаси Аллах!
Я встречал султана и всю его свиту на берегу у пирса, склонившись в поясе. Султан был внешне суров, но я видел, как светился он изнутри, и как хотел быстрее выйти на берег и осмотреть крепость.
— Я вас потом накажу, Араби Паша, а сейчас показывайте нам всё. Я смотрю, бой был жестоким? Сколько ядер вы выпустили?
— Немного, великий султан. Около пятисот штук. Бой длился десять суток.
— Ай-яй-яй! Пятьсот штук — это много. Каменные ядра?
— И каменные, и чугунные. Пятьдесят на пятьдесят. Если бы не чугун, они бы не прятались и Донг не смог бы забраться на стену.
— Ай-яй-яй! — Повторил султан. — Пусть покажет, как он забирается.
Я подозвал Донга и шепнул ему на ухо команду. Патагонцы любили индивидуальное обращение, и в этом всегда была небольшая проблема. Представьте, как сложно поручить тысяче человек задание, обратившись к каждому индивидуально.