— Ты поняла, да? Что мы все пленники Генриха Восьмого которых он может…
— Ну, хватит, папа… Я всё поняла.
— Молодец.
— И что мне дальше делать? Он ещё вчера ко мне приставал. Пошли, да пошли в апартаменты.
— Я, почему и спросил тебя… Ты девочка взрослая. Мария Болейн была официальной наложницей Короля несколько лет и даже родила от него нескольких детей. Потом она ему наскучила. Сейчас он добивается Анны Болейн, но её отец, который думал, что Мари, отдавшись Генриху, сможет стать его женой, изменил тактику и запретил Анне вступать в связь с королём до женитьбы. Поэтому Анна строит из себя недотрогу. Они с Генрихом встречаются только в присутствии родственников Анны.
— Но у короля есть жена!
— Генрих отягощён мыслью о наследнике мужского пола, которого не может дать ему Екатерина, и ищет способы развестись. Вот ещё одна участь жены короля: не можешь родить наследника, освободи место для другой. И это надо учитывать.
— Да, с чего ты начал этот разговор? В наложницы я к нему не пойду, в жёны тоже нет особого желания. Я лучше к крокодилам вернусь, чем за Генриха выйду.
Она помолчала и спросила:
— А других женихов нет?
— Боюсь, — засмеялся я, — даже замужество тебя не спасёт.
— Ну и зачем мы тогда сюда приехали? — спросила дочь, едва не плача. — Куда ты меня привёз?
— Ты не истери. В Бразилию я тебя отправлю хоть сегодня. Но и король, не такой уж и «крокодил». Это я, как всегда, слегка гипертрофировал проблему. Слегка нагнал на тебя жути.
— Ничего себе, слегка! Меня аж колотит.
Я подошёл и обнял её.
— Если будешь королю хорошей женой и будешь правильно себя вести, всё может быть хорошо.
— Да, какой женой, пап?! Кто его разведёт?!
— Всё-всё-всё! Это моё дело. Не переживай.
В этот же день, следующий день после бала, после полудня в наш Лондонский дом на Флит стрит заявился Томас Говард. Именно заявился, а не прибыл, как подобает королевскому лодр-казначею. То есть, совершенно без церемоний и без почётного эскорта, а верхом лишь с двумя лакеями.
Я прохаживался во внутреннем дворике, раздумывая, как жить дальше. Моя вчерашняя комбинация с подаренным королю клавесином, настроенным мной под себя, удалась на славу.
Буквально всё произошло так, как я хотел. Я мысленно просил прощения у жены и Крис, которых использовал в «тёмную» и, потирая замёрзшие от упавшего на Лондон холода ладони, периодически произносил: «А! Хуже не будет!». Я, предвкушая интригу, убеждал себя, что выкручусь.
Ещё в Бразилии я для себя решил, что «воровать так миллион и …» Ну и про королеву, само собой…
После разговора с жёнушкой про дочино замужество, я так для себя и решил: делаем подход к королю. По моим прикидкам, Анна Болейн, только что появившись при дворе, ещё не должна была сильно запасть в душу Генриху Восьмому. В мой предыдущий приезд в Лондон о ней ещё не было, как говориться, «ни слуху, ни духу».
Анна — девушка не красивая, но милая и очень «прокачанная» в плане искусства обольщения. Очень образованная и начитанная, музицирующая на нескольких инструментах, увлекалась охотой с помощью арбалета, великолепно ездила верхом. Папа Болейн, похоже, был ещё тот «продуман» и готовил дочерей целенаправленно под Генриха. И ему это удалось в той истории, а в этой история он столкнулся со мной.
Услышав переговоры у ворот, и узнав в одном из всадников Говарда, я приказал впустить его и он, въехав во двор, ловко спрыгнул с коня, и бросив поводья лакею, устремился ко мне.
— Хорошо, что вы не уехали из Лондона, Питер. Вас срочно желает видеть король. Собирайтесь. У Короля к вам дело.
Я мысленно хмыкнул, но сделал удивлённое лицо.
— Позволительно ли узнать, причину? Что за дело? Если честно, мы уже собирались отъезжать.
— Но вы же понимаете? — Говард отвёл взгляд
— Понимаю. Маку! Коней мне и герцогу! — Крикнул я слуге-индейцу.
Генрих ожидал нас в своих личных покоях в Хэмптон-корте лёжа в кровати с большим винным кубком в руке. Он был спокоен и относительно трезв.
— Проходите, господа. Будете пить?
Говард сразу подошёл к винному столику, налил себе вина и отошёл к высокому стрельчатому окну.
Генрих выжидающе посмотрел на меня.
— А вы, Питер? С нами?
— Я всегда с вами, сир, но Томас говорил о каком-то деле. Не навредит ли?
Генрих прищурился, рассматривая меня сквозь кровавое стекло бокала, и растягивая слова сказал:
— Мне понравилась ваша Кристина. Ей сколько лет?