В степях Придонья грызунов было много и разных: и суслики, и мыши, и тушканчики, и хомяки… Мама дорогая, сколько! Встречались и заражённые чумными паразитарными насекомыми. Чума в Русь, как я вдруг осознал, шла отсюда и из других степных районов Волго-Донского междуречья, ведь на крупных грызунов, коих в Придонье были тьмы, кочевники охотились и ради шкурок, и для еды. Причём, сами ногайцы чумой практически не болели.
В наших алхимических лабораториях, устроенных, в основном, в городах османской империи, где мистицизм приветствовался и алхимия не преследовалась законом, работали обученные в бразильских школах индейцы. Особо одарённые проходили краткие университетские курсы и продолжали экспериментировать самостоятельно, но по разработанным методичкам и согласно утверждённому плану. Они искали химические вещества, влияющие на вредителей и на всхожесть растений. Так, например, мы поняли, что фосфорные удобрения ускоряют рост эвкалиптов, а азотные — нет. Рыбы мы вылавливали много, как и креветок в Бразилии. Из мелкой рыбы делали муку, из хитина азотные удобрения.
В первый год мы сняли два урожая картофеля, удобрив поля одновременно и рыбным туком, и хитином. Однако климат оказался засушливый и нам пришлось приложить много сил, чтобы посевы не зачахли. За эту зиму мы построили сеть оросительных каналов, перекрыв русла многочисленных притоков Дона.
Поэтому я отметил, что борьба с грызунами продолжается. По полям бродили одетые в специальную прорезиненную одежду «хлеборобы» и собирали в корзины тушки павших в неравном сражении животных. Проследив их «дальнейший путь», и удовлетворённый тем, что всё идёт по намеченному плану, мы вернулись на берег западного рукава Дона, который сейчас называли Тан.
Устье Дона представляло собой два основных рукава, а между ними находилось множество второстепенных и такое же множество островов.
Мы разбили временный палаточный городок на правом берегу правого русла Дона на месте разрушенного столетия назад города амазонок Танаис, чуть в стороне от небольшого поселения, состоявшего из примерно двадцати круглых глинобитных строений, с коническими крышами, покрытыми тростником.
Нам приходилось не торопиться, чтобы отстать от посольского каравана. Наш путь вел в другую сторону. Не по Дону, а по Волге.
— Интересное место, — сказал Господин Магельянш. — Как представлю, что мы сейчас на противоположной стороне земли, становится дурно.
Он нервно засмеялся.
— А ты не думай, — хмыкнул Санчес. — Ты просто так сросся со своей Бразилией, что нигде в другом месте не можешь существовать.
— С нашей Бразилией, Санчес, — сказал Магельянш, вздыхая. — Я скучаю по своим курочкам.
— А по мне, так ты их слишком много развел. И цыплят вокруг тебя… Вот их я сосчитать так и не смог, — засмеялся Санчес.
Санчес подшучивал над стареющим Магеланом постоянно, но не злобно. С тех пор, как в 1511 году я «вытащил Санчеса из трюма», он вырос в отличного морского офицера и приобрёл много иных полезных знаний. Буквально выхватывая из моих уст всё, что я говорил, он мучил меня вопросами до сих пор. В конце концов, он стал прекрасным преподавателем стратегии и тактики скрытных операций, химии и математики. И сейчас он, при случае, не отходил от меня и постоянно что-то записывал в такой же, как у меня «ежедневник». Рабочих книг у меня скопилось уже с сотню, а у него и подавно.
Магеллан очень неохотно оставил Бразилию.
— Ты представь, — аргументировал я, — что ты можешь внезапно умереть. Так всегда случается. И у меня жизнь не вечная. Мы все когда-нибудь уходим. Дай ты нашим индейцам возможность проявить себя в качестве управленцев. Я же давал тебе. Ты мне очень нужен там.
Магеллан не знал, где это «там», полагая, что это где-то в Китае.
— И, в конце концов, ты же хотел посмотреть обратную сторону земли.
Это стало последним аргументом, потому что я подначивал его долго. Даже в письме, отправленном мной из Истамбула, меж строк читалось, что некоторые уже собираются на Тавриду и далее на восток, а некоторые так и остаются со своими «курочками».
Санчес вывез из Англии всех своих специалистов и всех «шотландских патагонцев» вместе с их овцами. Это был такой грандиозный караван громадных транспортов, что проход их через турецкие проливы на протяжении года был главным зрелищем для обывателей.