- Прасковья, мы женаты почти двадцать лет, у нас двое детей. Это ничего для тебя не значит?
- Адам, ты был хорошим мужем, и мне не в чем тебя упрекнуть. Но только сейчас я почувствовала, что такое жить по-настоящему, в полную силу. Я сожалею лишь о том, что это случилось так поздно.
- Ты уверена в своем выборе?
- Да, - с вызовом ответила Прасковья.
Адам выглядел потрясенным.
- Тогда нам придется развестись. Ты ведь сама все понимаешь.
- И ты заберешь у меня детей? Это несправедливо!
- Наши дети уже почти взрослые, и они не захотят уезжать в Россию.
У Прасковьи вдруг задрожали руки.
- Это несправедливо, - повторила она.
Адам пожал плечами.
- Ты сделала свой выбор. Дети тоже имеют право выбрать, где и с кем они хотят жить. Кроме того, я не собираюсь их от тебя прятать. Мать - певица в ресторане... мне такое и в голову не могло прийти. Но все-таки им нужна мать, даже если она выбрала этот путь.
- Я всегда была хорошей матерью! - воскликнула Прасковья.
- Я всегда считал тебя хорошей матерью. До того, как ты бросила нас, ничего толком не объяснив, - уточнил Адам. - Знаешь, я до последнего надеялся, что ты передумаешь и вернешься к семье. Неужели ты и правда готова бросить меня и детей, чтобы петь в этом чертовом ресторане?
- Детали развода обсудим завтра, - Прасковья проигнорировала его вопрос. - День был тяжелый, я тоже устала. Спокойной ночи.
Несколько дней, что Адам провел в России, стали для Прасковьи настоящим испытанием. Она совершенно не понимала, как себя вести с уже почти бывшим мужем, и старалась как можно реже бывать дома. Ситуацию немного сглаживала Алевтина Семеновна, которая изо всех сил старалась угодить зятю.
Прасковья, смущаясь, пригласила Адама посмотреть свое выступление, но, как она и ожидала, муж отказался. Большую часть времени он проводил за компьютером, почти не выходя из своей комнаты. Детали развода они обговорили очень быстро, и оставшиеся дни Адам был предоставлен самому себе. Муж больше не делал попыток отговорить Прасковью, хотя иногда она ловила на себе странные взгляды - как будто он вопреки всему надеется на другой исход.
А вот мать не оставляла попыток переубедить блудную дочь, но подобные разговоры только раздражали Прасковью.
- Мы все решили, мама, - упрямо твердила она.
- Вижу я, как вы все решили. На Адама смотреть жалко. Дочка, подумай - что будет дальше, через пять-десять лет? Как ты станешь жить без детей? Неужели какой-то ресторан стоит того, чтобы рушить семью? Ведь выгонят тебя оттуда, как пить дать выгонят. И не смотри на меня так - неужели сама ничего не понимаешь? Тебе уже за сорок, и годы не идут вспять. Найдут другую певицу, помоложе, а ты что - по электричкам петь пойдешь? Вот тогда пожалеешь, да поздно будет!
- Я хочу быть счастлива здесь и сейчас, - тихо сказала Прасковья, хотя слова матери заронили в ее душе зерна сомнения.
- А если и правда выгонят? - с ужасом подумала она.
- Глупости, - говорила Настя. - Выглядишь ты хорошо, и лет пять - десять у тебя есть. А дальше... Кто знает, что будет дальше?
- Иногда мне страшно, - призналась Прасковья. - Все-таки с Адамом я всегда была уверена в завтрашнем дне.
- Ты что, хочешь вернуться к мужу?
- Не знаю, - Прасковья обхватила голову руками. - Я уже ничего не знаю. Мне казалось, все решено, и нет пути назад. Но временами я думаю, что мама не так уж и неправа. Возможно, через несколько лет я окажусь никому не нужной и пожалею о том, что сделала.
- Глупости, - решительно перебила ее Настя. - Никому не дано знать, что будет через несколько лет. Главное, что тебе хорошо здесь и сейчас.
- Да в общем-то, не так уж и хорошо, - признала Прасковья.
С приездом Адама она все чаще ловила себя на мысли, что уже не испытывает на сцене тех ярких ощущений, которые буквально окрылили ее вначале. Прасковья все еще получала удовольствие от выступлений, но от прежней безмятежной радости осталась лишь слабая тень. Ей постоянно лезли в голову мысли о детях, мучило чувство вины перед мужем, и даже комплименты поклонников не доставляли прежней радости. Сперва она принимала мужское восхищение за чистую монету, чувствовала себя королевой, нет, - богиней! Теперь же Прасковья сомневалась, а так ли искренни ее воздыхатели, и не говорят ли они то же самое всем остальным женщинам.
- Не меняю ли я золото на то, что блестит? - все чаще думала Прасковья. Но она по-прежнему была не в состоянии отказаться от своих выступлений и с каждым днем чувствовала себя все более растерянной.
Между тем приближался день возвращения Адама в Эмираты. У Прасковьи сложилось впечатление, что ему не терпится убраться восвояси. Муж выглядел подавленным, хоть и старался держать лицо.