— Да, но отец знает, что у меня нет к этому склонностей, и — надо отдать ему должное — не настаивает, — сказал Бертрам. — Он может быть слишком строгим, иногда старомодным, но понимает, что нельзя навязывать человеку то, что ему не интересно.
— Да, конечно, — нетерпеливо прервала брата Арабелла. — Но знает ли папа об этом письме? Разрешит ли он мне поехать?
— Мне кажется, ему не очень нравится эта затея, но он сказал, что не будет стоять на твоем пути. Он уверен — ты будешь вести себя в обществе достойно, не поддашься разным соблазнам, не проявишь легкомыслия. Да и я не сомневаюсь, — добавил Бертрам с доброй улыбкой, — что ты не ударишь в грязь лицом перед всеми этими вельможами. Так что все будет хорошо.
— Да, наверное, — сказала Арабелла. — Но расскажи мне, пожалуйста, все. Что пишет леди Бридлингтон?
— Господи! Да я не знаю. Когда в комнату вошла мама, я сидел над учебниками — пытался хоть как-то разобраться с этими греками — и слушал ее вполуха. Да она сама все расскажет. Ведь мама послала меня к тебе сказать, чтобы ты пришла к ней.
— Господи! Что ж ты не сказал об этом сразу? — воскликнула Арабелла, запихивая недошитую рубаху в сумку для рукоделия, и выбежала из комнаты.
Дом Генри Талланта, хотя и состоял всего из двух этажей, был огромный и старомодный. Чтобы добраться до комнаты матери, Арабелле пришлось миновать несколько застеленных потертыми половиками коридоров, где постоянно гуляли сквозняки.
Вообще, состояние Генри Талланта было достаточно большим и приносило в год около трехсот фунтов дохода. Но потребности многочисленной семьи были таковы, что о новых половиках в коридорах только мечтали. Лишних средств не было. Мистер Таллант, сын землевладельца, женился на прекрасной мисс Тил, хотя многие считали, что девушка поступила опрометчиво, предпочтя всем остальным простого юношу, пусть даже и очень симпатичного. Злые языки говорили, что она вышла замуж, чтобы досадить своей семье и что при желании могла бы соблазнить и баронета. Но мисс Тил влюбилась в Генри Талланта с первого взгляда. И поскольку жених был благородного происхождения, а ее родителям приходилось думать об остальных дочерях на выданье, ей предоставили возможность самой решить свою судьбу. И она не ошиблась в выборе. Во всяком случае, никто никогда не слышал от нее жалоб. Единственным поводом для расстройства была излишняя доброта мужа, который с готовностью помогал любому бродяге или нищему, встретившемуся на его пути. Конечно, ей хотелось, чтобы достаток семьи был больше. Тогда можно было бы оборудовать в доме новую, современную уборную и купить плиту на кухню, или поставить во всех комнатах восковые свечи, как у мужа ее сестры, который запросто мог позволить себе такую роскошь. Но она была умная женщина и понимала, что тот, почти забытый баронет, не принес бы ей такого счастья, как Генри. И пусть на кухне дымит печь, а в уборную надо идти на улицу в любую погоду! Миссис Таллант покорно согласилась с его решением дать образование сыновьям — судьба дочерей, считал Генри, решится сама собой. Но, экономя во всем, чтобы обеспечить достойное содержание Джеймса и Бертрама в Харроу, она ни на минуту не переставала думать о будущем своей старшей, самой красивой дочери. Сама она в молодости не выезжала дальше Йорка и Скарборо, хотя и не особенно жалела об этом. Но Арабелла, решила она, не должна быть лишена такой возможности. Вероятно, эта мысль пришла к ней сразу после рождения дочери, когда она предложила своей школьной подруге, Арабелле Хаверхил, которая сделала прекрасную партию, стать крестной матерью малышки. И конечно, решение послать дочь к леди Бридлингтон, чтобы та вывела девушку в свет, было хорошо продуманным. Долгие годы переписки, пусть и не очень частой, но достаточно регулярной, с ее старинной подругой убедили миссис Таллант в том, что роскошная жизнь совсем не изменила характер когда-то пухленькой, всегда добродушной и веселой мисс Хаверхил. Самой леди Бридлингтон не посчастливилось иметь дочерей, у нее был только один ребенок — сын, на семь или восемь лет старше Арабеллы. Но в этом было особое преимущество. Женщина, которая растит дочерей, какой бы доброй она ни была, вряд ли с большим удовольствием примет под свое крыло еще одну молодую особу, которой нужно найти хорошего мужа. А вот вдова, живущая в прекрасных условиях, знающая толк во всех светских развлечениях и у которой нет дочерей на выданье, должна бы с радостью воспользоваться возможностью сопровождать свою крестницу на балах, раутах и ассамблеях, которые сама часто посещает. Миссис Таллант не могла представить себе обратного. И она не ошиблась. Леди Бридлингтон, исписав несколько листов первоклассной бумаги своим размашистым почерком, удивлялась в письме, почему ей самой не пришла в голову эта замечательная мысль. Она одинока, и единственное ее желание — окружить себя молодежью. «У меня нет дочери, о которой я мечтала всю жизнь», — писала она, уверяя, что полюбит дочку своей дорогой Софии с первого взгляда и будет с большим нетерпением ждать ее приезда. Генри Таллант считал леди Бридлингтон пустой и легкомысленной женщиной. Но миссис Таллант знала, что ее подруга, несмотря на легкость, с которой относилась к жизни, обладает практичностью и житейской мудростью. София может не беспокоиться, писала она, крестная сделает все, чтобы подыскать Арабелле хорошую партию, и у нее уже есть на примете несколько достойных холостяков, намекала леди Бридлингтон.