Канкрин очень тепло относился к им же созданному лесному институту. Известен ещё один анекдот о российском министре финансов, присутствующем на экзамене в лесном институте:
«Преподаватель спрашивает ученика: — Какие в лесах водятся истребители, наиболее вредные для леса? — Хоботоносец и древоед, — отвечает ученик. — Нет, — поправляет его граф Канкрин, — совсем не так: самые вредные истребители леса вовсе не хоботоносец и не древоед, а топороносец и хлебоед».
В Оренбурге Гумбольдт повстречался с капитаном в отставке Г.С. Карелиным, встреча эта во многом определила дальнейшую жизнь русского офицера. Возможно, именно Гумбольдт обратил внимание Канкрина на опального офицера и на его способность возглавить естественнонаучные экспедиции. Но ещё более знаменательное событие произошло в далёком Змеиногорске, на самом западном окончании Алтайских гор. Там Гумбольдт познакомился с молодым 26-летним госпитальным врачом А.А. Бунге, ставшим впоследствии учеником К.Ф. Ледебура — автора последнего 4-томного издания «Флора России».
Встречей Гумбольдта с Бунге ознаменовалось новое событие — блистательный восемнадцатый век передал ботаническую эстафету прагматическому девятнадцатому. И за всем этим стоит министр финансов Е.Ф. Канкрин. В дальнейшем он будет финансировать путешествия Г.С. Карелина, который опишет новый род Cancrinia— в честь государственного деятеля. Название рода сохранилось и по сегодняшний день. По берегам соленых озер, среди глинистых пустынь Казахстана и Средней Азии можно найти маленькое однолетнее растение с корзинкой желтых цветков. Научное название его напомнит нам о министре, который не сомневался в огромном значении исследований растительных богатств своей страны. За полтора столетия разрушилась империя, иным стал мир, забыты тысячи имен, но имя Канкрина навечно сохранено в этом маленьком прозябании — канкринии дисковидной из семейства астровых.
А нам пора вернуться в 1828 год, когда Н.С. Турчанинов отправляется исполнять финансовую должность в Сибирь, в Иркутск.
Канкриния дисковидная — Cancrinia discoidea (Ledeb.) Poljak.
КРУГ ДЕCЯТЫЙ. ТУРЧАНИНОВ, БУНГЕ, КИРИЛОВ
Считается, что первым кто придумал засушивать растения между листами растений, был Лучо Гини (1490–1556), профессор ботаники в университете в Болонье. Он и не знал, что совершил великое открытие, сопоставимое только с открытием компьютера. Жозев Турнефор (1656–1708), великий французкий врач, ботаник и путешественник был первый, кто употребил термин «гербарий» (около 1700). И, наконец, К. Линней возвел гербарный лист в ранг архетипа, и название каждого вида растения стало неразрывно связано с конкретным гербарным листом. Он утверждал, что гербарий превыше любого изображения и необходим любому ботанику. Без типового гербарного листа нет названия, только соотнесение конкретного растения, собранного в поле с типом удерживает ботанику от хаоса. Только накопление типовых экземпляров даёт нам возможность открывать всё новые и новые виды. Поскольку никакое словесное описание не заменит гербарного листа.
Линней определил технологию сбора растений, которая не претерпела больших изменений и до настоящего времени. Он писал: «Растения не следует собирать влажными; все части должны быть сохранены, осторожно расправлены, при этом не изогнуты; органы плодоношения должны быть налицо; сушить следует между листами сухой бумаги...»
С середины XVIII века гербарий стал главным источником знания о растительном покрове отдельных территорий Земли. Благодаря простому изобретению сушки растений, запрессованных между двумя слоями бумаги, учёные получили возможность в минимальных объёмах накапливать бесконечное количество информации.
На каждом гербарном листе остается память о коллекторе, о монографе, о каждом ботанике, кто счёл необходимым выразить отношение к данному образцу. И ни один из них не канет в Лету и не останется забытым. Ни одно движение ботанической мысли не останется незамеченным. Любое номенклатурное изменение, даже не поддерживаемое коллегами, остается как синоним, но никогда не отбрасывается. Гербарий аккумулирует ботанические знания и хранит память о всех его коллекторах лучше любого архива.
А сколько радости доставляет гербарный лист, когда за окном бушует вьюга и трещит мороз! Сколько волнений возникает у ботаника, когда он ещё не знает, что за сокровище держит в руках и сколько труда и упорства необходимо, чтобы в груде томов найти единственно правильное название. А иногда может случиться, что этого названия там нет. Тогда стоимость гербарного листа не может быть выражена ничем, поскольку это уже новое знание и маленькое открытие.
Гербарий завораживает, волнует и всегда обещает что-то новое. Это чувство хорошо выразил А.С. Пушкин. Именно он в 1828 году написал стихотворение «Цветок», как будто специально на отъезд Турчанинова из Петербурга.
Цветок засохший, безуханный,
Забытый в книге вижу я;
И вот уже мечтою странной
Душа наполнилась моя:
Где цвёл? когда? какой весною?
И долго ль цвёл? и сорван кем,
Чужой, знакомой ли рукою?
И положён сюда зачем?
На память нежного ль свиданья,
Или разлуки роковой,
Иль одинокого гулянья
В тиши полей, в тени лесной?
И жив ли тот, и та жива ли?
И нынче где их уголок?
Или уже они увяли,
Как сей неведомый цветок?
Гербарий собирали многие великие люди. В России первый гербарный лист был заложен Петром I с лаконичной надписью « рваны 1717 года». Ко времени, когда Турчанинов прибыл в Иркутск, гербарий был уже обычным и необходимым предметом для любого ботаника. Да и Сибирь была уже не та, что сто лет назад, когда первые натуралисты пытались изучить её растительные богатства. Никто не вспоминал слов Палласа о ботанической неперспективности Сибири, огромной страны, площадь которой около 10 млн км 2. С запада на восток она простирается на 7 000 км, а с севера на юг — на 3 500 км. И на этой территории, равной по площади целой Европе, проживает населения в 15 раз меньше.
Первый гербарный лист собранный в России Петром I в 1717 году
Сибирь всегда пугала своим климатом. « В землях Сибирских и Чулыманских, — писал в XIII веке государственный секретарь Египта ал Омари, — сильная стужа, снег не покидает их в продолжение шести месяцев. Он не перестаёт падать на их горы, дома и земли. <...> Там пустыни и горы, которых не покидают снег и мороз; в них не растут никакие растения и не живут никакие животные».
Сибирь многолика, и значение её для мировой цивилизации так же многогранно. Каждый исследователь может сказать о Сибири своё самое сокровенное. Как правило, вспоминают о несметных сокровищах недр или о необозримой тайге, но мало кто помнит, что мировая ботаника и XVIII, и XIX веков прирастала Сибирью. И в том, что сибирские растения присоединялись к общему мировому списку растений, большая заслуга Николая Степановича Турчанинова.