Очевидно, что европейские учёные не раз пытались «замолвить словечко» за Палласа. В этом отношении чрезвычайно показательно его письмо Николаю Бурману, написанное в апреле 1778 года после кончины Линнея. Паллас пишет: «Теперь, когда скончался великий Линней, кто станет диктатором для ботаников? За несколько месяцев до смерти он написал мне через сына, и, по видимому, смягчил свой старый гнев».
История разобралась в величии действительном и мнимом и в череде знаменитых учёных мужей поставила их в следующем порядке: Линней, Паллас, Бюффон.
КРУГ ШЕСТОЙ. ЛАКСМАН, ЛИННЕЙ
Новый 1725 год Россия встретила вместе с великим Императором Петром I. Он был полон новых планов относительно переустройства Империи. Спустя всего 37 лет, летом 1762 года на престол взошла восьмая по счёту императрица — Екатерина II. В этот промежуток на престоле, сменяя друг друга, успели побывать Екатерина I (февраль 1725 – май 1727), Пётр II (май 1727 – январь 1730), Анна Ивановна (январь 1730 – октябрь 1740), Иван VI Антонович (октябрь 1740 – ноябрь 1741), Елизавета Петровна (ноябрь 1741 – декабрь 1761), Пётр III (декабрь 1761 – июль 1762). Страной правили временщики, которые были «калифами на час»: Меншиков, Остерман, Бирон, Шувалов, Разумовский. Деньги тратились великие и в основном на забавы: то на ледяные дворцы, то на фейерверки.
Вот как описывается обед Анны Ивановны по случаю взятия Данцига. Повод для войны был самый банальный. Императрицу не устраивал выбранный сеймом король польский Станислав, и она гоняла его по всей Европе, пока не поймала в Данциге и не сменила своим ставленником Августом III.
«Императрица и императорское семейство обедало в гроте, обращённом к длинной аллее, которая заканчивалась фонтаном и была обрамлена высокими голландскими вазами. По всей длине аллеи тянулся длинный стол, одним концом упиравшийся в стол императрицы в гроте. Над этим длинным столом был навес из зелёного шелка, поддерживаемый витыми колоннами, которые снизу доверху были увиты гирляндами живых цветов. Между этими колоннами вдоль всего стола в нишах живой изгороди были устроены буфеты: на одном столовая посуда, на другом фарфор. Дам для кавалеров определял жребий, и соответственно этому пары сидели за столом так, чтобы мужчины и женщины чередовались. За столом сидело триста человек, и для каждой перемены требовалось шестьсот тарелок, а перемен было две и десерт…»
В Академии по-прежнему полновластными хозяевами были немцы. Ломоносов изнемогал в непосильной борьбе за историческое место России в системе наук. После безвременной кончины Аммана, Гмелина, Крашенинникова в Петербургской Академии опять возникла необходимость в ботаниках.
В 1763 году по рекомендации Линнея в Петербург прибыл Иоганн–Петер Фальк (1725–1774). Сначала он исполнял обязанности хранителя натурального кабинета, а позднее его назначили заведующим Медицинским садом. Будучи прямым учеником Линнея, он защитил у него диссертацию, но в силу своих душевных качеств вряд ли мог стать организатором длительных экспедиций и продолжать дело великих путешественников.
Посредником между Академией и Линнеем выступал академик Миллер. Судя по его переписке с Линнеем, вопрос о развитии ботаники в России обсуждался между ними, но ученики Линнея не хотели связываться с варварской страной, их пугали российские просторы.
Миллер просил Линнея найти ботаника для Академии. Линней сначала рекомендовал своего лучшего ученика Соландера, затем Фагрея, но те не согласились. После этого Линней предложил испытать шведа финского происхождения Эрика Лаксмана, которого ему, в свою очередь, рекомендовали его ученики П. Гаад и П. Кальм.
И вот 19 января 1764 года, по представлению вездесущего Миллера, Академия избрала практически неизвестного пастора Эрика Лаксмана (1737–1796) своим корреспондентом с жалованием 100 рублей в год. Такое выгодное мнение о себе Лаксман снискал не только потому, что он был учеником ученика Линнея, но и хорошими ботаническими знаниями. Он представил Академии список растений, собранных в окрестностях Санкт–Петербурга. В этом списке были новые растения, не указанные в «Flora Indrica» Крашенинникова–Гортнера, в частности адокса — невзрачное растеньице, и многие другие. Надо сказать, что этот труд, как и в случае с Крашенинниковым, присвоил лейб–медик Гортнер.
Линней был доволен: он получил корреспондента, готового ехать на край света за новыми диковинными растениями и животными (и при том, что тот был природным шведом). Линнея не смущало, что его новый корреспондент был пастор и не имел специального биологического образования.