— Ты подожди, — бросил он Биро.
Парень пришёл в ужас. Он видел, как пустеет котёл, и испытывал неописуемые муки голода. Но страх пересиливал даже голод, и он думал не о том, почему его лишили ужина, а о том, что с ним случится. Правда ли, как говорили сидевшие в лагере цыгане, что в Освенциме есть помещения для уничтожения газом больших масс людей? Когда Биро прибыл в Освенцим, он весил 60 килограммов, теперь же — около сорока. Он замечал, что особенно сильно исхудавших куда-то отправляют. Но куда? Он дрожал от страха. — Ты, — позвал старший, — иди сюда! — Биро приблизился на подгибавшихся ногах. Очередь подходила к концу. Котёл почти опустел. Биро не сразу сообразил что кто-то взял у него миску. Наконец он увидел, что старший скребёт половником по дну котла, собирая гущу. Он налил полный половник, затем второй. В миске Биро оказалась самая лучшая еда из того, что доставалась ему за долгое-долгое время.
— Ты наверное забыл, мальчик. Но сегодня 4 декабря. Тебе исполнилось 17, — сказал старший барака. — Я надеюсь, будущий день рождения ты проведёшь на свободе, дома, в кругу семьи.
Биро очень хорошо запомнил свой 17-й день рождения. Он не забыл немца, старшего барака, как не забыл и кузнеца из Кёльна.
Биро работал на большом химическом производстве недалеко от лагеря, как и тысячи узников Освенцима. Биро, который учился слесарному делу в Венгрии, стал подмастерьем у немецкого кузнеца из Кёльна, работа которого заключалась в изготовлении и ремонте инструментов. Биро называл его «господин мастер». Как весь немецкий персонал на заводе, кузнец ел в восемь утра и в час дня. Рабочим из лагеря еды не полагалось, и немцам строго-настрого запрещали что-либо им давать. Биро сидел на лавке и смотрел, как кузнец ест на рабочем месте. Мастер приоткрывал ящик стола и, ругая пекаря за сожжённый хлеб, срезал с него толстые куски, которые падали в ящик. Затем он чистил яблоко, бросая толстую спираль в тот же ящик. Иногда он даже, будто случайно, ронял туда кусочки мяса. Закончив есть, он ногой закрывал ящик, потягивался и говорил:
— Алекс, я пойду разомнусь, а ты прибери тут и вычисти ящики.
Но то были исключения из правил. Биро постоянно волновался из-за потери веса. Каждый вечер заключённые отправлялись под душ, голые и замёрзшие, и немцы отбирали часть из них — тех, кому предстояло принять смерть в Биркенау. Биро очень боялся, но никогда не впадал в малодушие или апатию, он хотел жить, и его страх перед смертью давал ему силы работать до последнего. «Если я перестану работать, меня сожгут», — всё время повторял он себе.
В 05.30 узники выходили на утреннее построение, с которого тройками шли на работы. Некая инстинктивная, сверхъестественная сила заставляла Биро слезать с нар, натягивать лохмотья и, собирая всю волю в кулак, идти строиться. Они шли на работу под звуки оркестра. Порой Биро и теперь ещё слышит его.
Однажды утром ему не сразу удалось подняться на ноги. Он пришёл на «Аппельплятц», собрав последние капли сил. Старшим секции был огромный сильный немец-уголовник, носивший на робе зелёный треугольник. Ему не понравилась нетвёрдая походка Биро, и он ударил парня по лицу. Очнулся Биро в больнице.
В Аушвитце создавалась атмосфера иллюзий: «Переживём сегодняшний день, может, завтра станет лучше». Биро надеялся, что придёт момент, и он выйдет из Освенцима. Но каждый день он видел узников, бросавшихся на колючую проволоку, по которой шёл электрический ток.
Порой наиболее оптимистически настроенные заключённые делились друг с другом мечтами о том, что они будут есть, когда выйдут на свободу. Такие разговоры являлись источником надежд и споров и служили развлечением. Биро оставался последователен:
— Когда я выйду на свободу, я возьму большую буханку чёрного хлеба и буду есть столько, сколько захочу. Но ещё я хочу винтовку со штыком, чтобы меня боялись. — Подполковник Биро говорил своим подчинённым, что и сейчас он часто вспоминает эти слова: «Хлеб и винтовка равно важны для выживания».
Он заболел пневмонией, перешедшей в плеврит. Когда Красная армия освободила узников Освенцима, Биро весил меньше 35 килограммов.
Утром в пятницу, 9 июня, все жадно внимали голосу диктора программы новостей. Заместитель командира мотопехотного батальона, майор Моше Хавив, тоже слушал радио. Сразу после новостей он сел и написал домой открытку:
«Дорогая Гила!
Я был так рад поговорить с тобой вчера. Сегодня утром объявили о возможном прекращении огня, что рушит наши планы. Нам будет стыдно, если сирийцы так просто уйдут. Тысяча поцелуев всем.