— Марыся, — говорит бабушка, называя ее по-польски, пусть и искаженно. — Уже все готово, мы можем идти.
Она осторожно притрагивается к плечу внучки, и та медленно открывает янтарно-медовые глаза.
— Да… ты права… некого больше ждать, — говорит девочка и садится на кровати. — А где плед? Тот, твой?
Еще секунду посидев на большой родительской кровати, Марыся с чувством касается маленького пятнышка крови, которое темнеет на красиво украшенной подушке.
Прощай, Ливия, — здравствуй, Гана!
Жизнь дипломатии и новые обычаи
После многочасового перелета Малика с матерью и двумя племянницами приземлились на запыленном аэродроме в Аккре.
Попали они на самую плохую в этом районе мира погоду: дует северный ветер, harmattan. Серой завесой пыли он закрыл солнце и, высушивая землю, преследует людей своим горячим дыханием.
— Gibli дует, тетя. — Маленькая Марыся поднимает к небу постоянно грустные глаза и окидывает взглядом облака пыли, крутящиеся в воздухе.
Но тут, словно по мановению волшебной палочки, все стихает, и глазам прибывших открывается голубое небо.
— Это знак, мои девочки: все еще сложится счастливо, — говорит бабушка, которая изо всех сил старается оптимистически смотреть в будущее.
На стоянке, где бумаг и другого мусора больше, чем автомобилей, они садятся в побитый автобус посольства и едут в город, который отсюда выглядит зелено-бело-красным нагромождением домов. Посольство вместе с жилой частью находится около аэродрома и тонет в зелени. Они проезжают мимо красивых зданий, скрытых от любопытных глаз пышными кронами манго и стройных акаций. Окружающие их сады и парки полны ярких цветов, гибискусов, бугенвиллей, декоративных и плодовых деревьев. И над всем этим буйством царят бананы и дынные деревья.
Автобус едет медленно, минуя богатые дома, в сторону все менее симпатичных строений. Через минуту он останавливается перед грязной, некогда белой стеной. За железной калиткой, покрытой облупившейся зеленой краской, в глубине двора маячит приземистое одноэтажное бунгало, похожее на барак. Марыся влетает во дворик с красной латеритовой[14] землей, из которой кое-где торчат высохшие стебли какой-то травы, а на самой середине покрывается вездесущей пылью маленький недействующий фонтан.
— Прекрасно! — скачет она вокруг, поднимая облака пыли.
Дарья с удовольствием стучит ножками в прогулочной коляске.
— Купим золотых рыбок и выпустим их в воду, да? — спрашивает девочка, развеселившаяся в первый раз за долгое время.
— Любимые мои, как хорошо, что вы живы и здоровы! — Хадиджа выбегает из дома с распростертыми руками и прижимает племянниц к себе. — Мама, я так рада, что ты вернулась!
Хадиджа с грустью смотрит на поседевшую от переживаний ливийку.
— Я тоже рада, дочка. — Старая женщина слегка улыбается, похлопывая обрадованную Хадиджу по спине.
— Извините, maam[15]. — Худой как жердь чернокожий мужчина сгибается пополам перед Маликой. — Въездные ворота не исправили, но багаж мы сейчас внесем.
Договорив это, он спешит с негритянкой, одетой ненамного лучше, к автобусу, и они, сгибаясь под тяжестью чемоданов, переносят их в дом. Малика только стискивает зубы и неприязненно смотрит на мир вокруг.
— Обед подан! — доносится изнутри голос Матильды.
Все, не говоря ни слова, входят внутрь.
— Хорошо все же, что ты здесь. Надеюсь, на этот раз задержишься дольше.
Приземистый мужчина в потертом костюме приводит Малику в темную нору, которая должна служить ей кабинетом.
— В конце концов, я собираюсь отсюда уехать, разве нет? — говорит он невежливо.
Здание посольства, возможно, и не относится к самым красивым в Аккре, но это обширный комплекс с огромный садом, бассейном и многочисленными постройками. Кабинет Малике выделили не в главном здании, а в маленьком строении при консульстве, и вход в него для посетителей расположен со стороны боковой улочки. С визовым отделом у них общая приемная с двумя охранниками в глубине длинного, как трамвай, помещения. У Малики не было выбора ни в отношении участка работы, ни в отношении должности — она согласилась на то, что предложили. Ей не пришлось ждать выезда по дипломатическим каналам, который могли отложить в любой момент. Если она захочет получить что-нибудь получше, это потребует времени и хлопот, но когда нужно выехать немедленно, то будешь благодарен за любую должность. Даже если работа изнуряющая и хуже всех оплачиваемая во всем посольстве, даже хуже, чем деятельность консула.
Малика — политический атташе. Она должна заниматься решением ливийско-ганских проблем, что в принципе невозможно. Это отделение принимает всех посетителей, одни приносят жалобы и декларации о налогах, выплаченных ливийскому правительству, другие — заявления о краже денег из посольства Ганы в Триполи, о содержании нелегальных иммигрантов в лагерях для интернированных, о домогательствах, об изнасиловании, избиениях и даже мародерстве в их районах и, наконец, о беспричинной грубой депортации.
— Надеюсь, у тебя крепкие нервы.
Женщина-дипломат стоит посреди будущего кабинета, сейчас заставленного металлическими стеллажами, на которых громоздятся папки и торчат еще неразобранные документы.
— Ну здесь и пыли! — Малика громко кашляет и демонстративно вытирает нос. — Кто-нибудь когда-нибудь тут убирал?
— А как ты себе это представляешь? — Мужчина, злорадно улыбаясь, показывает на документы. — Если ты такая чистюля, то возьми тряпку и сама наведи у себя порядок.
— Послушай… — Взбесившись, Малика делает шаг в направлении грубияна.
— Ты позволишь перечислить твои обязанности или мне сразу уйти, ваше величество?! — перекрикивает ее ливиец.
Повернувшись спиной, он, больше не обращая внимания, начинает пояснять, тыча пальцем то в одну сторону, то в другую:
— Левая сторона под стеной — это дела закрытые, преимущественно естественным путем: например, смерть посетителя или его неявка по повестке. Все остальные — это висяки, с которыми ты должна ознакомиться. Надеюсь, ты это сделаешь успешно. — Он иронично улыбается. — Или нет, as you wish.
— А есть какой-нибудь реестр? — спрашивает пораженная женщина. — Скоросшиватели, сложенные в алфавитном или, может, хронологическом порядке?..
— Тут что-то когда-то было записано. — Он вручает ей белую от пыли папку. — Но потом ни у кого не было на это времени.
— У меня будет какой-нибудь помощник, секретарь-референт?..
— Ничего себе! — Мужчина весело хлопает себя по толстому заду. — Молись, чтобы тебе еще не навесили какую-то дополнительную работу, госпожа экс-посол.
С этими словами он отворачивается и выходит из темной запыленной норы, оставляя Малику с беспомощно опущенными руками и слезами на глазах.
— Госпожа, входите! — Секретарь посла, кругленькая ливийка в пестром одеянии и с начесанными локонами, выкрашенными в рыжие и светлые полосы, приглашает Малику в кабинет. При этом она окидывает женщину с головы до ног оценивающим взглядом.
— Приветствую, коллега. — Высокий худощавый посол манерно поднимается и выходит из-за резного письменного стола. — Добрый день, госпожа посол.
Малика старается вести себя как можно более скромно — она уже знает, что о ней говорят.
— Нравится ли вам наш участок? Как вам Аккра и весь этот негритянский хаос? — задает он банальные вопросы, приглашая женщину к маленькому кофейному столику, на котором стоят хрустальный кувшин с водой и блюдо с пирожными и шоколадом. — Угощайтесь.
— Распаковаться даже еще не успела, а что уж говорить о помещении… Стараюсь, господин посол, по меньшей мере хотя бы сориентироваться в делах, которые до сих пор вело мое бюро.
Малика все же решает рискнуть, описав небрежность своего предшественника.