Хусейн поднял глаза и сказал: «Я спал и видел Посланника Бога, и он сказал мне: „Сегодня ты придешь ко мне“». Затем Хусейн выслал своего брата Аббаса навстречу Омару, прося отложить нападение до следующего утра, чтобы он мог приготовиться к смерти, и Омар любезно удовлетворил его просьбу.
Хусейн провел ночь в молитве и утешал женщин и детей, говоря им о тщетности жизни и о том, что каждому человеку предстоит умереть. Затем он распорядился расставить шатры вплотную друг к другу, так чтобы их веревки переплетались. Он велел мальчикам и мужчинам рассеяться под покровом темноты во избежание гибели. «Они хотят убить только меня одного, — сказал он. — Нет нужды умирать вам всем». Но все предпочли остаться с ним до конца.
На заре Хусейн приготовил семьдесят два своих воина к бою. В центре, держа знамя, стоял его брат Аббас. Когда длинная линия конников приблизилась, он оседлал свою кобылу и, воздев руки, воскликнул: «О Боже, Ты наша надежда в любой опасности, наше упование в любой беде». Потом, когда наступающие подошли ближе, он воззвал к ним: «Я сын дочери вашего Пророка». — «Разве сын Фатимы не лучше сына Сумайи[15]?» — выкрикнул кто-то из-за его спины. Командир конного отряда, первым встретившего караван Хусейна в Шарафе и сопровождавшего его к Кербеле, часто разговаривал с ним и испытал влияние его личности. Вырвавшись из воинских рядов, он встал рядом с Хусейном, крича, что лучше смерть и рай, чем долгая жизнь и адский пламень.
Всадники остановились на небольшом расстоянии от шатров маленького отряда сторонников Хусейна, и на них дождем посыпались стрелы. Несколько человек были убиты или ранены. По обычаю арабских сражений того времени, вперед выступили единоборцы, вызывая на поединок воинов неприятеля и продлевая тем самым агонию этого дня. В полдень, несмотря на продолжавшийся бой, Хусейн и его люди совершили свои молитвы, причем половина из них молилась, пока остальные сражались.
К этому моменту ряды Хусейна сильно поредели, хотя сам он все еще был невредим, поскольку лучники специально выбирали для своих стрел другие цели. Двое из его братьев пришли к нему и попросили позволения умереть, встав между ним и его врагами. Направившись вдвоем к строю Омара, они остановились, обернулись и крикнули: «Мир тебе, сын Посланника Божия!» После этого они бегом пустились прямо в неприятельский лагерь и упали, покрытые ранами.
Маленький сын Хусейна был убит стрелой, а чуть позже погиб и второй, по имени Касим. Хусейн сам подобрал ребенка и уложил его в шатре рядом с мертвым братом. Теперь с Хусейном едва ли оставался хотя бы один живой мужчина, хотя никто, казалось, не смел убить его самого. Наконец, Малик ибн Нусайр из племени Кинда набросился на него и так ударил его по голове, что хлынувшая из раны кровь омочила одежду[16].
Этому трагическому эпизоду было суждено расщепить ислам, и вызванный им раскол длится до сегодняшнего дня. Возможно, есть тенденция приукрашивать характер Хусейна, от которой разумнее воздержаться, если мы стремимся придерживаться исторической точности. В этой связи необходимо отметить, что в последние горькие минуты своей жизни он, по дошедшим до нас сведениям, часто призывал Бога отомстить убийцам за свою смерть. «О Боже, истреби их всех. Пусть ни один не спасется. Пусть все они пойдут в адский огонь». Молитву о прощении своих мучителей можно считать обязательной только для христианских мучеников, а в арабском менталитете слишком глубоко укоренен принцип возмездия.
Раненый и истекающий кровью Хусейн теперь остался почти в одиночестве, окруженный несколькими тысячами своих врагов, которым, казалось, по-прежнему не хватало мужества нанести ему coup de grâce[17]. В какой-то момент он, кажется, даже оседлал свою кобылу, но преследователи, возможно думая, что он намеревается спастись бегством, подстрелили лошадь, и она упала. Стрела ударила Хусейна в лицо и застряла в челюсти, но он с силой вырвал ее. К этому моменту он, наверное, был лишь наполовину в сознании и слабым голосом просил воды, стоя перед шатром. Тем временем враги ворвались в шатры, хотя Хусейн взывал к ним, чтобы они пощадили женщин. Маленький мальчик выбежал из шатра и бросился к Хусейну, крича, что умрет вместе с отцом. В этот момент какой-то воин кинулся на Хусейна с мечом, но маленький мальчик поднял руку, чтобы защититься, и лезвие отрубило ему руку выше запястья. Отец схватил его на руки со словами: «Ты и я скоро будем с Посланником Бога».
Теперь Хусейн остался один в безвыходном положении, когда внезапно голос Шамира приказал воинам убить его. Несколько человек набросилось на него, один ударил его мечом по плечу, другой отрубил левую руку, и он закачался взад-вперед как пьяный. Тогда еще один пронзил его копьем, и он, наконец, упал на землю. Некто по имени Синан ибн Анас набросился на поверженное тело и отрезал голову. Чары почитания были развеяны. Подбежала толпа воинов, и через несколько мгновений тело было раздето донага. Один разорвал его плащ, другой — рубаху, третий схватил его меч, четвертый — сандалии. Затем озверевшие воины, опьяненные кровью и жадностью, обратились к шатрам, сражаясь за уцелевших лошадей и верблюдов, еду и постели и даже срывая одежду с женщин.
16
Если битва действительно длилась несколько часов, то очевидно, что она не могла быть ожесточенной. Возможно, лучникам было приказано стрелять по сторонникам Хусейна в надежде захватить его живым. Отчет со стороны Омейядов гласит, что битва была короткой.