Еще одна примечательная черта восстания Ашафа заключается в том, что в борьбе с дамасским Повелителем правоверных этот человек, будучи мусульманином и арабским вождем, мог положиться на Рутбила Кабульского, неараба и немусульманина. Ранее Ибн ал-Ашаф по приказанию Хадджаджа направился воевать с Шабибом и хариджитами и потерпел поражение. Его упрекали за трусость, и Хадджадж публично бросил ему это обвинение в лицо. Кажется правдоподобным, что этот инцидент озлобил его и, как часто бывало у арабов, личная обида перевесила у него чувство долга по отношению к своему народу и религии. В средневековой Европе влиятельные аристократы тоже часто восставали из соображений личной чести. И все же нельзя полностью пренебречь темой арабского самолюбия, которое является характерной чертой этого народа.
* * *
В то время как восточную половину империи сотрясали волнения, на западе арабы снова стали наступать. Каждое лето тот или иной из сыновей халифа возглавлял набег на территорию Византии. В 700 г. Валид ибн Абд ал-Малик вторгся в Малую Азию. В 701 г. настал черед Убайдаллаха ибн Абд ал-Малика, который напал на область Каликала у истоков Евфрата. В 702 г. военными действиями командовал Абдаллах ибн Абд ал-Малик. Ни один из этих летних набегов не привел к долгосрочной оккупации территории, но они, по крайней мере, доказали, что арабы восстановили свой боевой дух и часть былой агрессивности.
Интересное обстоятельство боевых действий против Византийской империи связано с сопротивлением джараджимов в горах Аманус[41]. Эти люди были христианами, которые шестьдесят лет назад остались здесь после отступления византийцев за Тавр. Удерживая свои горные цитадели, они упорно отстаивали свою независимость от мусульман, временами даже проникая на юг, в горы Ливана, населенные их единоверцами-маронитами. Они доставляли арабам столько хлопот, что и Муавия, и Абд ал-Малик предпочитали платить им за спокойствие. Удивительно, что почти все проблемы наших дней — конкуренция между иракцами и сирийцами, соперничество между шиитами и ортодоксальными мусульманами, а также упорное сопротивление христиан Ливана мусульманскому владычеству — были весьма заметны еще в VII в.
Тот факт, что арабы так и не подчинили Ливан своей власти, или, по крайней мере, религии и культуре, служит одним из многих свидетельств их неприязни к горам. Иначе очень трудно объяснить, почему они, со своей столицей в Дамаске, оказались не в силах подавить враждебность Ливана. Когда им приходилось делать это, например, в Персии, они успешно сражались в горах. Но когда речь шла о горном хребте, проходящем по их собственной территории, они снова и снова демонстрировали неспособность очистить его от неприятеля. В итоге горные народы вели себя тихо, пока арабы были в силе. Но как только правительство оказывалось чем-то занято или ослабевало, по всей империи возникали очаги сопротивления. В их число впоследствии вошли Леон и Галисия в Испании, Атласские горы в Северной Африке и область дайлемитов[42] у южной оконечности Каспийского моря.
* * *
Тем временем в Северной Африке происходили великие события. Прежде чем приступить к подробному рассказу о них, полезно сделать краткое отступление, чтобы описать эту страну и ее жителей.
Во времена Рима Африкой называли только территорию в окрестностях Карфагена, то есть приблизительно современный Тунис. Арабы восприняли это слово как «Ифрикию» и стали называть так центральный участок побережья примерно от Триполи до центра страны, которую мы сегодня зовем Алжиром. Западный Алжир и Марокко — если воспользоваться их современными названиями — арабам были известны как Магриб, или «страна заходящего солнца». Однако названия Африка и Ифрикия никогда не применялись к землям к югу от Сахары[43].
Географически Магриб и Ифрикия составляют единое целое. Атласские горы начинаются у южной границы Марокко и выдаются на несколько миль южнее города Тунис. На севере они отделены от моря прибрежной равниной, достигающей примерно сотни миль в ширину. Атласские горы идут к югу от этой прибрежной равнины и занимают пространство длиной примерно в тысячу двести пятьдесят (примерно как от Лондона до Бухареста) и шириной в сто миль. Столь мощная горная стена образует естественную преграду, задерживающую большую часть осадков на пути в глубь континента, и к югу от нее полоса люцерновых пастбищ и разбросанных оазисов быстро переходит в великую пустыню Сахара.
