- Почему не с торгового входа? Там и укрепления слабее, и подступов изнутри для воинов меньше.
- Это было бы предсказуемо, к тому же Хаким как раз подтвердил мои догадки. – Шахджахан повернулся к топчущемуся рядом визирю. – А с тобой я разберусь позже. То, что ты признался в предательстве, делает тебе честь, но вины не умаляет.
Хаким склонил голову, сгорая от стыда. «Хоть бы меня сегодня убили», - подумал он.
Билл стоял рядом, оглядываясь вокруг. Родные виды и пейзажи проявлялись в его душе, как яркая гравюра прошлого, и он ощущал смутное волнение и трепет. Халиф обратился к нему:
- Абильхан, ты поведешь своих дикарей.
- Не могу, отец. Их ведет Том.
- Хм… Тогда объясни ему, что к чему. Чтобы не убивали мирных жителей и дома не жгли. Их цель – вражеские солдаты.
- Отец, они это знают. Они понимают, что пришли на войну. Не беспокойся.
- Хорошо, я спокоен. Но ты держись к ним поближе, передавай им мои приказы.
Билл улыбнулся.
- Как скажешь. Хотя Том и сам тебя поймет, за время пути я научил его кое-каким словам.
Шахджахан кивнул, и принц отъехал к варварам. Теперь они, как никогда раньше, оправдывали свое незавидное прозвище, - полураздетые, взлохмаченные, мокрые и блестящие на солнце, они выглядели дико и устращающе. Том улыбнулся ему уголками губ, отбрасывая назад влажные тяжелые волосы. Билл улыбнулся ему в ответ, позволяя себе незаметно скользнуть взглядом по обнаженной груди.
Утром лучники и дозорные аль-Мамуна настороженно глядели со стены на резко поредевшие ряды противников. Арабские воины исчезли с поля боя, а оставшиеся чужеземцы суетились, хаотично перестраиваясь в непонятные фигуры. Шахджахан довольно глядел на готовящуюся атаку. Пришедшая ночью подмога привезла таран, и франки-дружинники уже примеряли его к толстым воротам. Искусные византийские лучники образовали собой квадрат, скрывшись под щитами.
Вскоре со стен полетели первые стрелы. Они застревали в щитах и песке, изредка впиваясь в доспехи. Арабы целили в раздетых варваров, но те ловко уклонялись от стрел и прикрывались щитами. Первый удар тарана в ворота заставил обороняющихся сгрудиться в кучу на стене и стрелять уже по франкам. Первые жертвы начали падать на песок, либо сразу на подкошенных ногах, либо, распластавшись в воздухе, лететь со стены, сбивая собой близко подошедших противников.
Постепенно, жалобно треща, ворота начали поддаваться и громко хрустеть ломающимися досками. Распахнувшись, их створки, звеня сдерживающими цепями, ударились о стены, и из города хлынули вооруженные пехотинцы.
- О, вот это уже по нашей части! – закричал Якоб, и варвары бросились навстречу, схлестываясь в бою. Изголодавшиеся по поединкам, они рвались вперед, как будто на них снисходили из голубой Валгаллы души их предков, воинственных германцев и готов, вкладывая в мечи и копья свою языческую мощь. И арабы отступали, напуганные не столько яростной атакой чужеземцев, сколько безумным блеском в их глазах, вспыхивающим все сильнее с каждой полученной раной. Измазанные в своей и чужой крови варвары теснили врагов обратно в город, прорывая оборону.
Ворота рухнули, покрывая собой лежащих на земле погибших воинов. Шахджахан вступил в город.
Один за другим сдавались воины, лишь дворец халифа оставался островком коварства и лжи среди отвоеванного города. Аль-Мамун стоял на балконе, с безобразной ухмылкой наблюдая, как дворец окружают, как оставшиеся верными ему багдадские воины еще пытаются напугать врагов, потрясая в воздухе копьями. Билл увидел его и почувствовал, как все внутри заклокотало.
- Все кончено, подлец! – крикнул Шахджахан. – Выметайся из моего дворца и сдавайся!
- Нет, дорогой брат, все только начинается. Думаешь, обхитрил меня, как бы не так… Мои конники уже жаждут перебить свое жалкое войско.
- Твоих конников уже самих перебили. У тебя больше нет людей, аль-Мамун, пришло время сдаться.
- А что ты можешь предложить мне в обмен на трон? Заходи, и мы потолкуем с тобой об этом. Только ты и я… и Абильхана с собой возьми.
Шахджахан нахмурился и спешился.
- Абильхан, ты остаешься.
- Нет! Одного я тебя не отпущу.
- Но аль-Мамун, возможно, заманивает меня в ловушку.