- Пей, это поможет.
- Что это? – Просипел Билл, удивляясь своему голосу.
- Травы целебные. Шалфей, мята, коренья кое-какие. – Принц глотнул обжигающий отвар и поморщился. – Давай, выпей все. Сейчас бы молока горячего, но я свое выпил, а другие не дадут. Погоди-ка, пойду у Томаса спрошу.
- Почему ты обо мне заботишься? – Спросил Билл, останавливая рукой поднимающегося варвара. Якоб задумчиво свел брови.
- Мне Томас велел за тобой приглядывать.
- А если бы он не велел? Если бы приказал убить меня?
- Тогда бы убил. Лишние рты нам ни к чему, мы и своих-то больных и умирающих не тянем за собой. А уж чужаки нам и вовсе не нужны.
- Тогда не помогай мне. – Билл часто задышал ртом от обиды. Как он мог подумать, что хоть кто-то из этих дикарей способен проникнуться к нему сочувствием? – Оставь меня. Вам не нужен груз, а я не хочу так жить. Что это за жизнь такая, в плену? Меня, наследного принца, продадут как жалкого раба. Нет, лучше умереть.
Якоб с жалостью глядел на него.
- Послушай, ты хороший парень, и такой судьбы никому не пожелаешь. Если бы я мог, я бы тебя отпустил, езжай обратно на свой восток. Но у нас тут Томас заправляет, он сказал тебя продать.
- Но как так можно? Я же принц, а не безродный щенок какой-нибудь!
Варвар вздрогнул и оглянулся на костер, у которого сидел главарь.
- Ты это… Только при Томасе не вздумай сказать такое.
- Почему это? Я сын халифа, могу говорить все, что захочу. Кто он такой, чтобы я боялся его?
- А бояться стоит. Не любит Томас вашего брата, ой как не любит. Бьет нещадно всякого, кто встретится. Тебе еще повезло.
- Я должен рассыпаться в благодарностях? С какой стати? Я не собираюсь мириться с тем, что какое-то отрепье мою судьбу вершит.
Билл попытался встать, но от резкого движения сознание помутилось, и он со стоном завалился на спину. Якоб покачал головой и пошел к Томасу.
- Как пленник? – Спросил тот, не поворачивая головы.
- Бредит, - солгал Якоб, виновато отводя взгляд. – Дал бы ты молока, а то загнется.
Том хмыкнул и достал из сумки флягу. Якоб хотел взять ее, но главарь встал и сам направился к больному арабу. Остановившись над закутанным в зимний плащ Биллом, он сложил руки на груди и стоял, молча разглядывая его. Якоб торопливо грел молоко, чувствуя себя неуютно под пристальным надзором мальчишки, что годится ему в сыновья. Пленник тяжело дышал, прикрыв глаза, из его рта вырывалось горячее дыхание, на холодном воздухе превращавшееся в облачки пара. Билл был одинок, болен и безоружен, но взгляд его из-под мокрых ресниц был полон решимости и силы, и жалящее осиным ядом презрение в нем не угасало ни на миг.
Тому хотелось протянуть руку и сжать в ней худое горло, чувствуя, как упирается в ладонь кадык, впиться пальцами в кожу, услышать хруст ломаемых позвонков, предсмертные хрипы, увидеть, как лицо синеет и вываливаются глаза. Том любил терзать добычу, резать ее тело на длинные полоски, слизывать с пальцев голубую кровь аристократов и давиться мерзким тошнотворным привкусом золота и власти. Любил смотреть, как те, что вчера в своих роскошных залах и спальнях с мягкими перинами, забавляясь, подсчитывали, сколько пинков они дали крепостным детям, сколько юбок задрали деревенским девкам, сколько мужиков отправили на казнь, - сегодня ползали в его ногах, умоляя сохранить им жизни, обещали несметные богатства, забыв о всякой брезгливости, старательно вылизывали подошвы его сапог. Шакал мог с легкостью вспомнить каждый из таких случаев в малейших подробностях. Ему не нужны были богатства. Лишь сила, способная сделать его сильнее и выше них… до тех пор, как очередная жертва не испускала дух.
Том смотрел, как арабский принц болезненно жмурился, глотая горячее молоко, как обессиленно откинулся на подложенную под голову Якобом сумку, проследил взглядом каждую каплю пота, скатившуюся со лба. Билл еще сверлил главаря гневным взглядом, пока усталый сон окончательно не сморил его. Пленник не сдастся просто так, Шакал понимал это. Но он умел ждать.