Мы слетели орлами с горячих высот небосклона,
И казались крылами твои боевые знамена.
Были копья красны, словно клювы неистовых птиц,
Их омывших в крови нечестивцев, поверженных ниц.
И высоко взносились погибших злосчастные души
Над колодцами смерти, над безднами моря и суши.
Наши копья пылали, военную славу неся,
И земля закраснела в ту пору, наверное, вся.
Но умолкли тревоги, минула година раскола,
И достойнейший твердо взошел по ступеням престола.
И в одежды Османа{82} его облачил сам Аллах,
Лучший род утверждая на гордых и мудрых делах.
И хранят это право надежные копья и латы,
И знамена твои, как в тревожные годы, крылаты».
«Перед юной насмешницей вновь…»
Перед юной насмешницей вновь подвергаюсь искусу,
Над моей сединой хохотать ей, как видно, по вкусу.
То подходит поближе, то вдруг отбегает опять,
Любопытная, как страусенок, — попробуй поймать!..
Горожанка, свой стан изогнувшая под покрывалом,—
Да ведь это погибель, сравнимая с горным обвалом!
Эта хищница нежная львице коварной сродни:
Загляни ей в глаза — прямо в сердце вонзятся они!..
Как потерянный бродишь, осилен любовным дурманом,
И стократно пасуешь, увы, перед женским обманом.
Хоть люблю, говорю я строптивому сердцу: «Забудь!»
К светлокожей красавице, нет, не направлю свой путь.
Для разлуки с прелестной достаточно вески причины.
Есть призванье достойнее для пожилого мужчины.
Но не слышит меня норовистое сердце мое,
В нем трепещет любовь, как стрела, как стальное копье.
Никуда не уйти от пустынной неистовой жажды,
И к источнику счастья нельзя не вернуться однажды.
«Я из племени сильных…»
Я из племени сильных, из ветви с несмешанной кровью,
И звезда моя блещет, на стражу придя к изголовью.
Сад ибн Дабба{84} могучий меня воспитал при себе,—
Благороднейший, лучший среди закаленных в борьбе.
Вслед за ним и другие вели меня к яркому свету.
О вожди моей жизни, спасибо за выучку эту!
Да, немало вас было, защитников львиной семьи.
Вас душа не забыла, отцы мои, братья мои!
Грозным логовом в чаще была наша крепость святая,
Наши когти знавала врагов беспощадная стая,
Предводителей многих прикончили наши мечи,—
Не ублюдков убогих, что лишь на словах горячи,
Не подобных Джариру с дырявой его родословной,
А бойцов, что могли бы опасностью стать безусловной.
Так чего же ты хочешь, грозя мне с поджатым хвостом?
Честь свою не упрочишь бахвальством на месте пустом.
Я из племени Дабба, умевшего рати несчетной
Наносить пораженье — залог родословной почетной.
Не знаком я со страхом, бичом слабодушных людей.
Возведен я Аллахом по лестнице славы моей.
Мы, наследники славных, добавили доблесть свою
В этот строй равноправных, не дрогнувший в долгом бою.
Даже в годы сомнений, когда не поймешь человека,
Племя Хиндифа вечно хранимо величием века.
И на высшем совете в тревожный, решающий час
Были подвиги эти примером для многих из нас.
Мы вождями арабов не зря в годы мужества стали,
Нет, не зря проблистали мечи наши всплесками стали!
Наше войско в погоне самумом идет огневым,
И язычников кони легли на колени пред ним.
Боевые кольчуги, что иней сверкающий, белы.
Их колец не пронзают врагов оперенные стрелы.
Нечестивые слабы. А нам отворился весь мир.
Мы с тобою арабы. Подумай над этим, Джарир!