И нету молока у тощих и унылых
Верблюдиц молодых, которые не в силах
Тащиться по степи, обугленной дотла,—
Остановись, бедняк, у нашего котла!
Пусть Сириус встает в небесной черной тверди,
Пылая, как вулкан, одетый тучей смерти,
Но машрафийский меч, как молния разя,
Восстановил права, без коих жить нельзя.
И гостя мы всегда накормим и напоим
В пустыне, дышащей приветом и покоем.
«Кто поможет любви…»
Кто поможет любви, что вошла в мое сердце навеки?
Где лекарство для глаз, в темноте не смыкающих веки?
Кто починит жилище, похожее на голубка,
Что, взъерошенный ветром, укрылся в песке от песка?
Только солнце и дождь посещают мой дом отдаленный,
Только страус порой, подбежав, поглядит, удивленный,
Да самец антилопы пасется вблизи, потому
Что безлюдное место сулит безопасность ему.
Он — как белый верблюд одинокий, ушедший от стада
За верблюдицей вслед — ничего ему больше не надо…
Как увидеть мне Лейлу? Она принимала меня
В том становище славном, где часто слезал я с коня.
Благородство всегда защищало правдивых от сплетен,
А сейчас я молчу, пред лицом клеветы безответен.
Смотрят искоса люди на каждый мой краткий приезд.
Настоящего друга уже не отыщешь окрест.
На меня только глянув, муж Лейлы кривится от злости.
Рада челядь его перемыть нам безвинные кости.
Приезжал я когда-то без всякой опаски сюда.
Никакой соглядатай мне даже не снился тогда.
Но теперь я и сам на любого гляжу с подозреньем,
Видя то, чего нет, одичалым, затравленным зреньем.
Начинает казаться, что тайна моя на виду,
Что на голову Лейлы вот-вот я накличу беду.
А потом… А потом ото племя ушло из межгорья.
Видел я караван, потянувшийся в сторону моря.
Торопились верблюды, ненастье почуяв нутром,
Помрачнела долина, и в тучах послышался гром.
В спину ветер задул. Но тугие порывы ослабли
В месте том, где залив изогнулся, как лезвие сабли.
За гряду перевала уехала Лейла моя.
Сердце откочевало за нею в иные края…
Всех подружек ее вспоминаю сегодня в печали.
Как разумна Джануб!.. Только с Лейлой сравнится едва ли.
Как Тумадир прелестна — как с нею светло и легко!..
Но до солнечной Лейлы красавице той далеко.
В древнем замке своем, где-то между Евфратом и Тигром,
Предаются они то унылым раздумьям, то играм.
И душа моя, разом покинувши тело, вослед
Устремляется смело за теми, которых здесь нет.
И жестокая страсть, о которой молчал я доныне,
Словно сокол, когтит изнемогшее сердце в пустыне.
Набежавшие слезы пытаюсь упорно сдержать,
Но слеза за слезою в глазах накипает опять.
Если б кровью они, эти слезы обильные, стали —
Я бы в красном плаще устремился в пустынные дали!..
Словно нити с основой, сплелись мои чувства со мной —
Лишь любовью живу я, дышу я любовью одной.
Знай, о Лейла, мой друг: если вскоре умру от страданий —
Это лишь потому, что лишен я с тобою свиданий.
О, прости, дорогая, прости мне такую вину! —
Словно петля тугая сдавила мне горло в плену…
Я лежу на песке, недвижимый в тенетах бессилья —
Как останки орла, сохранившие пыльные крылья…
Но свиданье с тобою меня упасет ли от бед?
Не свернет ли с дороги любовью проложенный след?
Если ты в стороне, то сверну я туда безоглядно.
Мною правит любовь. Это чувство, как небо, громадно.
Вот он, замок высокий, украшенный древней резьбой.
В нем гнездо ясноокой, что стала моею судьбой.
Вижу я небосклон, вижу серую, мшистую стену…
Вижу смерть пред собой — да идет она жизни на смену!