Иль ты не видал, как заветное люди теряют?
Иль так же, как ты, ни один не терзался влюбленный?
Да брось ты о Лейле вздыхать: тот, кто любит,- несчастен,
И страсть, без надежды, томится в душе потрясенной.
* * *
Только тот – человек, тот относится к людям, кто любит.
Кто любви не изведал, тот нравом бесчестен и зол.
Я ее упрекал, но она мне сказала: «Клянусь я,
Что верна я тебе и что день без тебя мне тяжел.
Ты ко мне приходи, если этого сильно ты хочешь,
Ибо я еще больше хочу, чтоб ко мне ты пришел».
* * *
О Лейлы ласковый двойник, ты будь ко мне добрей:
Недаром другом я тебя избрал среди зверей!
О Лейлы ласковый двойник, не убегай отсель,
Быть может, долгий мой недуг ты исцелишь, газель.
О Лейлы ласковый двойник, мне сердце возврати:
Оно, как бабочка, дрожит, зажатое в горсти.
О Лейлы ласковый двойник, ты мне волнуешь кровь,
И ту, что не могу забыть, напоминаешь вновь.
О Лейлы ласковый двойник, со мной часок побудь,
Чтоб от больной любви моя освободилась грудь.
О Лейлы ласковый двойник, не покидай лугов,
Да вечно будешь ты вдыхать прохладу облаков.
Ты так похожа на нее, ты – счастье для меня,
И я поэтому тебе – защита и броня.
Тебя на волю отпущу, ступай ты к ней в жилье.
Спасибо ей за то, что ты похожа на нее!
Твои глаза – ее глаза, ты, как она, легка,
Но только ножки у тебя – как стебли тростника.
Весь божий мир, о Лейла, вся безмерность естества
Мою любовь, мою печаль в себе вместят едва!
Мне всё напоминает дни, когда с тобой вдвоем
Мы шли в степи, цвела весна – те дни мы не вернем!
Свой взгляд горящий от тебя пытаюсь отвести,
Но он упорствует: к другой нет у пего пути.
Быть может, если по земле пойду как пилигрим,
С тобою встречусь я в горах и мы поговорим?
Душа летит к тебе, но я ей воли не даю:
Стыдливость в этом усмотри природную мою.
О, если б то, что у меня в душе сокрыто, вдруг
Тебе открылось,- поняла б, что я – хороший друг.
Спроси: кому когда-нибудь утяжелял я путь?
Спроси: я причинял ли зло друзьям когда-нибудь?
* * *
Мне говорят: «В Ираке она лежит больная,
А ты-то здесь, здоровый, живешь, забот не зная».
Молюсь в молчанье строгом о всех больных в Ираке,
Заступник я пред богом за всех больных в Ираке,
Но если на чужбине она – в тисках болезни,
То я тону в пучине безумья, в смертной бездне.
Из края в край брожу я, мои разбиты ноги,
Ни вечером, ни утром нет к Лейле мне дороги.
В груди моей как будто жестокое огниво,
И высекает искры оно без перерыва.
Лишь вспомню я о Лейле, душа замрет от страсти,
И кажется: от вздохов рассыплется на части…
Дай мне воды глоточек, о юное светило,
Что и луну блистаньем и молнию затмило!
Ее чернеют косы, – скажи: крыла вороньи.
В ней все – очарованье, томленье, благовонье.
Скитаюсь, как безумный, любовью околдован,
Как будто я цепями мучительными скован.
С бессонницей сдружился, я стал как одержимый,
А сердце бьется, стонет в тоске непостижимой.
Весь от любви я высох, лишился прежней силы -
Одни остались кости, одни сухие жилы.
Я знаю, что погибну,- так надобны ль упреки?
И гибель не погасит любви огонь высокий.
Прошу вас, напишите вы на моей могиле:
«Любовь с разлукой вместе несчастного убили».
Кто мне поможет, боже, в моей любви великой
И кто потушит в сердце огонь многоязыкий?
* * *
Красавицы уничтожают поклонников своих.
О, если бы они умели страдать от мук живых!
Их кудри словно скорпионы, что больно жалят нас,
И нет от них противоядья, мы гибнем в тяжкий час.
Но, впрочем, есть противоядье: красавицу обнять,
Поцеловать ее, желая поцеловать опять
Ту, у которой грудь и плечи прекрасней жемчугов,-
Они белей слоновой кости и девственных снегов!
Красавицы в шелках блистают, одежда их легка,
Но кожу нежную изранить способны и шелка.
Их стан – тростинка, но при этом их бедра широки.
О, как стремлюсь я к тонкостанным всем бедам вопрек
О ты, что к юношам в жилища ночным приходишь сном,
К тебе еще я не стучался в молчании ночном.
* * *
У газеленка я спросил: «Ты милой Лейлы брат?»
«Да,- он ответил на бегу,- так люди говорят».
Ее подобье, ты здоров, а милая больна,-
Несправедливо! Ибо нам понятно: не она
Похожа на газель в степи,- приманку для сердец,-
А нежная газель взяла ее за образец.
* * *
Я понял, что моя любовь меня ведет туда,
Где нет ни близких, ни родных, где мне грозит беда,
Где лишь седло да верный конь – товарищи мои,
Где в одиночестве глухом пройдут мои года.
Привязанности все мои разрушила любовь
С такою силой, что от них не видно и следа.
Любви я предан целиком – и телом и душой.
Кто прежде так любил, как ж Никто и никогда!
* * *
«Ты найдешь ли, упрямое сердце, свой правильный путь?
Образумься, опомнись, красавицу эту забудь.
Посмотри: кто любил, от любви отказался давно,
Только ты, как и прежде, неверной надежды полно.
Кто любил,- о любви позабыл и спокоен весьма,
Только ты еще бредишь любовью и сходишь с ума!»