О сердце, страстями бурлящий тайник!
А юность меж тем отвратила свой лик.
О сердце, ты властно влечешь меня к Хинд,-
Ты, сердце, которым любить я привык.
Сказал я – и слезы струились из глаз,
Ах, слез моих не был исчерпан родник.
«Коль Хинд охладела, забыла любовь,
Когда наслажденьем был каждый наш миг,-
Погибнет, клянусь, человеческий род,
Всяк сущий на свете засохнет язык!»
* * *
Я эту ночь не спал, томим печалью.
В бессоннице за ночь одну зачах.
Любимое создание Аллаха,
Люблю ее и гневной и в сердцах.
В моей душе ее всех выше место,
Хоть прячется изменница впотьмах
Из-за того, что клеветник злосчастный
Меня в коварных очернил речах.
Но я молчу, ее несправедливость
Терплю без слов, ее напрасен страх.
Сама же связь оборвала, как люди
Веревку рвут,- суди ее Аллах!
* * *
Мне говорят, что я люблю не всей душой, не всем собой,
Мне говорят, что я блужу, едва умчит тебя верблюд.
Так почему же скромно взор я отвращаю от всего,
К чему, паломничая, льнет весь этот небрезгливый люд?
Не налюбуется толпа на полоумного, из тех,
Кого в мечетях и домах за ум и благочестье чтут.
Уйдет он вечером, спеша грехи дневные с плеч свалить,
А возвратится поутру, увязший пуще в ложь и блуд!
От благочестия давно меня отторгнула любовь,-
Любовь и ты – два часовых – очаг страстей моих блюдут.
* * *
Глаза мои, слезы мои, что вода из ведра!
Трепещете, веки, от горести красны вы стали!
Что с вами творится, лишь милая вспомнится вам!
Мученья любви, как вы душу томить не устали!
Хинд, если б вчера ты рассеяла горе мое,
Когда б твои руки, о Хиид, мою грудь не терзали!
И если могу я прощенье твое заслужить,
Прости мне, хотя пред тобой я виновен едва ли.
Скорее постыдно тебе надо мною мудрить -
Приближусь едва, от меня поспешаешь подале.
Обрадуй меня, подари мне подарок любви!
Я верен тебе, как и был при счастливом начале.
* * *
И сам не чаял я, а вспомнил
О женщинах, подобных чуду.
Их стройных ног и пышных бедер
Я до скончанья не забуду.
Немало я понаслаждался,
Сжимая молодые груди!
Клянусь восходом и закатом,
Порока в том не видят люди.
Теперь себя я утешаю,
Язвя неверную упреком,
Ее приветствую: «Будь гостьей!
Как ты живешь в краю далеком?»
Всевышний даровал мне милость
С тобою встретиться, с ревнивой.
А ты желанна мне, как ливень,
Как по весне поток бурливый!
Ведь ты – подобие газели
На горке с молодой травою,
Или луны меж звезд небесных
С их вечной пляской круговою.
Зачем так жажду я свиданья!
И убиваюсь, и тоскую…
Ты пострадай, как я страдаю,
Ты поревнуй, как я ревную!
Я за тобой не соглядатай,
Ты потому боишься встречи,
Что кто-то пыл мой опорочил,
Тебе шептал кривые речи.
* * *
Что с этим бедным сердцем сталось! Вернулись вновь его печали.
Давно таких потоков слезных мои глаза не источали.
Они смотрели вслед Рабаб, доколь, покинув старый стан,
Не скрылся из виду в пыли ее увезший караван.
Рабаб сказала накануне своей прислужнице Наиле:
«Поди скажи ему, что, если друзья откочевать решили,
Пусть у меня, скажи ему, он будет гостем эту ночь,-
На то причина есть, и я долясна достойному помочь».
И я прислужнице ответил: «Хоть им нужна вода и пища,
Мои оседланы верблюды и ждут вблизи ее жилища!»
И провели мы ночь ночей – когда б ей не было конца!
За часом час впивал я свет луноподобпого лица.
Но занималось утро дня – и луч сверкнул, гонитель страсти,
Блестящий, словно бок коня бесценной золотистой масти.
Сочла служанка, что пора беду предотвратить, сказав
Тому, кто доблестен и юн, горяч душой и телом здрав:
«Увидя госпожу с тобой да и меня при вас, чего бы
Завистник не наклеветал,- боюсь я ревности и злобы.
Смотри, уже не видно звезд, уже белеет свет дневной,
А всадника одна лишь ночь окутать мояеет пеленой».
* * *
При встрече последней Рабаб говорила: «О друг!
Ты разве не видишь, какие тут люди вокруг?
Побойся же света! Меж тех, с кем беседы ведешь,
Здесь есть клеветник, и на нас уже точнт он нож».
И я ей ответил: «Аллах нас укроет и ночь.
Даруй же мне благо, счастливых минут не просрочь!»
Она отказала: «Ты хочешь мой видеть позор!» -
Ничто мне не слаще, чем этот разгневанный взор!
Потом я всю ночь наслаждался любовной борьбой
С газелью, из тех, что в пустыне пасутся толпой.
И время летело, и ночь донеслась до утра,
Светила склонились, н их потускнела игра.
Сказала: «Пора избегать клеветнических глаз.
Уж близится утро, уж ночь отбегает от нас».
Я к спутнику вышел, еще погруженному в сон,
С седлом под щекою, с подстилки соскальзывал он.
Ему я сказал: «Оседлай поскорее коня -
Уже на востоке я проблески вижу огня».
Когда ободняло, я был уже в дальнем краю.
О, если б вернуть мне любовную полночь мою!
* * *
Опомнилось сердце, но стал я печален и слаб.
Отринул я радость, забыл и любовь и Рабаб.