Рыжекудрых и лихих
Видит всадников вдали -
Кровью крашены у них
Кудри, как персидской хной.
О владыка мусульман,
Этот город ты вложил
В пасть огня. И мрак ночной
Прочь от зарева бежал.
Солнце всходит из огня,
Словно в тучах грозовых,
Хоть оно давным-давно
Закатилось вдалеке.
Пламень в аспидном дыму,
Словно солнце скрылось вдруг,
Хоть по времени еще
До заката далеко.
В день, когда был город взят,
Среди всех его мужчин
Не нашлось ни одного,
Кто бы с женщиною лег.
В день, когда был город взят,
Не нашлось ни одного
Мусульманина, чтоб он
С пленной женщиной не лег.
Край, который пел Гайлан,
Где жила красотка Мей,
Мерк для нас пред торжеством
Разрушенья и огня.
И превратная судьба
Повернулася спиной
К иноверцам, чтобы нам
Лик сиятельный явить.
Переменчивость ее
В нашу пользу неспроста
Мы лелеяли среди
Копий и прямых мечей.
И Аллаха самого
Исполнитель воли ты,
Аль-Мутасим – славный вождь
Правоверных храбрецов.
Ты победами вскормил
Копья войска своего.
Впереди твоих бойцов
Страх несется на врага.
И когда бы не Аллах -
Покровитель мусульман,
Крепостные степы ты
Не сровнял с землей, халиф!
Лишь Аллах вручает ключ
Верным подданным своим
От могучих крепостей
Иноверной стороны.
Грозный византийский царь -
Страж Амория – сказал:
«Не найдет халиф вблизи
Водопоя и лугов!»
Но оружьем опроверг
Ты надменные слова,
К пастбищам и родникам
Проложив мечами путь.
Ради крепости основ
Государства своего
Позабыл в кругу друзей
Кубок пиршественный ты.
И возлюбленных уста
Позабыл, как сладкий сон
Забывают в дни тревог
И походов боевых.
Слову, доблестный халиф,
Ты деянье предпочел,
Чем опору подрубил
Под шатром неверья ты.
В страхе Теофил тебе
Дань богатую сулил,
Но, как воли морских прибой,
Неподкупен ты, халиф.
Не стяжатель – мститель шел,
Он, как будто грозный шторм,
В содроганье приводил
Стан языческих дружин.
Отступивший Теофил
Потерял дар речи вдруг:
Страх молчания взнуздал
У язычника язык.
Лишь хаттийских копий вал
Ощетинился пред ним,
Бросил воинов своих
Он на произвол судьбы.
Бегства оседлав коня,
Чьи позорны стремена,
Он спасался, откупясь
Войска своего ценой.
И числом в сто тыщ почти
Войско полегло во прах,
Словно паданцы-плоды,
Зрелость смоквы обогнав.
И от грешных, бренных тел
Души их освободясь,
Почему-то никакой
Радостью не пронялись.
Сколько белые мечи
Гнева утолить смогли
В душах мстителей, что ты
За собою вел, халиф!
Сколько девушек в бою
Воины смогли добыть,
Яснолицых, как луна,
Чернокосых, словно ночь!
А индийских лезвий сталь
Сколько крови пролила,
Чтобы стражей сокрушить
Возле девичьих дверей.
Воины твои, халиф,
Поспешили, распалясь,
Из покровов, как один,
Верные клинки извлечь.
И достойными они
Были тех румийских жен,
Что особую красу
Под одеждами хранят.
И наместником небес,
Аль-Мутасим, ты прослыл,
Выше прежнего подняв
Знамя, что вручил пророк.
Ты искал к покою путь
И нашел его в трудах,
По мосту тревог пройдя,
Через грозный непокой.
Если вправду под луной
Существует связь времен,
То при Бедере успех -
Старший брат твоих побед.
Бану Асфар, от беды
Пожелтеет лик врага,
И победный ясный свет
Будет литься с наших лиц.
АЛЬ-БУХТУРИ
* * *
Я горько плачу, а тебе глядеть на боль мою смешно.
Тебе единой исцелить и погубить меня дано.
Я появился перед ней с глазами, полными тоски,
Когда разлука порвала надежды ветхое рядно.
Я тщетно руки простирал, об утешенье умолял,
Я заклинал, но повстречал в ответ бездушие одно.
Она спросила: «Кто тебя заставил слезы проливать?»
Ответил: «Та, кого люблю». Она: «Мне это все равно!»
* * *
Зачем я зеркало свое с таким стараньем начищал?
Остался тусклым бы металл и беспощадно не сиял.
Я не увидел бы тогда той вероломной белизны,
Что проступила на висках, как будто первый снег упал
О горе! Молодость моя, неужто ты навек ушла?
Где ты цвела, там враг седой неумолимым стражем встал
Я поседел, и не найти предела горю моему,
Я в этой ранней седине посланца смерти увидал.
Недолог нашей жизни срок, неотвратим ее конец,
На что бессмертие души, ведь я холодным трупом стал.
* * *
С тех пор как молодость ушла, я, и согбенный и седой,
Неужто снова заслужу любовь у девы молодой?
Ты, седина, недобрый гость, никто тебя сюда не звал!
В глазах красавицы моей я равнодушье прочитал.
Стоят развалины жилья, там навсегда погас очаг.
Не возродят его мольбы и слезы в меркнущих очах.
Я долго пребывал один, среди развалин, в тишине.
Не в силах был умерить страсть, опять возникшую во мне.